Получается, что очкастый ефрейтор прекрасно владеет нашим языком. Кто же тогда был тот "хмырь", что приехал с "красноносым"? пришло понимание, что приезжие господа устроили мне классические смотрины. Интересно для чего?

Мои размышления прервал "офицер Генрих", который решил дать мне понять, что он тоже хочет со мной серьёзно побеседовать:

Я хотеть, чтобы ты запомнить. Я принадлежать к другому ведомству, чем те господа, что сейчас тебья допрашивали. О, нет, я не так сказать - они вести мирная беседа. У нас здесь свои порядки, думаю, точно такие, как и у вас на Лубьянке! с металлом в голосе произносит немец: Тебья ведь оттуда прислали, чтобы ты выполнять здесь свой заданий? Или я ошибаться?

Далее следует мощный удар в солнечное сплетение - немец ловко подловил меня на вздохе. От такого удара, глотая ртом воздух, словно рыба, вытащенная из воды, я падаю и растягиваюсь на полу. Затем следует удар сапогом по рёбрам, от которого тело переворачивается на бок. Наступает дикая боль, сквозь которую слышу короткую команду и почти сразу чьи-то сильные руки меня подхватили и усадили на табурет, мои руки мгновенно завели за спину, на кистях клацнули стальные браслеты наручников. Сижу, меня шатает, в глазах круги, голову не удержать, но "шахматисты" уже сильно вцепились в одежду, их руки держат тело и голову. Генрих стоит передо мной в шаге, чему-то улыбается, брезгливо смотрит на меня и произносит:

Ты плохой игрок! Решиль нас держать за туракофф! Я тебье не верить!

После слов следует удар сапогом мне в грудь. Очнулся на полу, лежу на спине, сильно кашляю и пытаюсь дышать.

Как только немного продышался, на горло стала давить пахнущая ваксой подошва офицерского сапога. Из моих лёгких вырываются какие-то хрипы и бульканье.

В ходе милая беседа, ты им говорить, что перед война был под арест и находился в тюрьма? звучит новый вопрос.

Т-тааа, кхе-кхе, так! тихо хриплю сквозь кашель, отвечая на вопрос. "Шахматисты" поднимают меня с пола, усаживают на табурет и опять цепко поддерживают, чтобы не упал на пол. Обер-штурмфюрер продолжает говорить:

У нас в Германия, любого, кто попал под какой-нибудь подозрений и потом биль отпущен, заставляют дать подписка о добровольном сотрудничестве. А ведь наши много учиться в начале тридцатых у ваших чекистов, и не верью, что мои коллеги тогда отпустили тебья просто так из турма. Сознайся, что ты дал им подписка о сотрудничестве. Это так? Генрих бьет кулаком в лицо и своим поставленным ударом валит меня на пол. Сквозь пелену слышу следующие слова:

Сознавайся и я оставить тебье жизнь!