– Эльсвит. Почему Альфред на ней женился? Она должна кормить беднягу маслом и сливками, заставлять его есть хорошую говядину.

Отец Пирлиг уже съел немало масла и сливок. С большим брюхом, широкими плечами, спутанными волосами, заразительной улыбкой, вечно жизнерадостный, он относился к своей религии легко, хотя никогда – поверхностно.

Пирлиг стоял рядом со мной над южными воротами Дунхолма, и я рассказал ему, как мы с Рагнаром взяли эту крепость. Прежде чем сделаться священником, Пирлиг был воином и оценил историю о том, как я проник в Дунхолм через ворота у колодца на западной стороне и как мы продержались достаточно долго, чтобы открыть те ворота, над которыми сейчас стояли. Я поведал, как Рагнар провел своих несущих факелы датчан с мечами в крепость, где мы сражались с людьми Кьяртана, пока те не были побеждены и не погибли.

– Ах, мне следовало бы тогда находиться здесь, – проворчал Пирлиг, когда я закончил рассказ. – Похоже, то был редкостный бой!

– Так что же привело тебя сюда сейчас?

Он ухмыльнулся:

– Разве человек не может просто навестить старого друга?

– Тебя послал Альфред, – угрюмо проговорил я.

– Я же сказал, что пришел сюда из Мерсии, а не из Уэссекса.

Он прислонился к вершине палисада.

– Помнишь ночь перед тем, как ты взял Лунден? – поинтересовался Пирлиг.

– Я помню, как ты сказал мне той ночью, что одеваешься для молитвы. Но ты был в кольчуге и нес два меча.

– Какое время лучше подходит для молитвы, чем время перед битвой? И то был еще один редкостный бой, мой друг.

– Верно.

– И перед ним, господин, – продолжил Пирлиг, – ты дал клятву.

Гнев взметнулся во мне быстро, как вода в реке, набухшей после внезапного проливного дождя.

– Будь проклят Альфред и его клятвы! Чтоб им провалиться в ад! Я отдал ублюдку лучшие годы своей жизни! Он бы вообще не сидел на троне Уэссекса, если бы я за него не сражался! Королем сейчас был бы Харальд Кровавые Волосы, а Альфред гнил бы в своей могиле. И как он меня отблагодарил? Время от времени он похлопывал меня по голове, как чертова пса, а потом позволил тому монаху с дерьмом в башке оскорблять Гизелу и ожидал, что я поползу к нему молить о прощении после того, как я убил ублюдка. Да, – говорил я, повернувшись, чтобы посмотреть в широкое лицо Пирлига, – я дал клятву. И я ее нарушил. Она нарушена. Боги могут наказать меня за это, а Альфред может гнить в глубинах ада, но мне плевать.

– Сомневаюсь, что он будет в аду, – мягко проговорил Пирлиг.

– Думаешь, я хотел бы попасть на ваши Небеса? – вопросил я. – Все эти священники, монахи и высохшие монахини? Я предпочитаю риск попасть в ад. Нет, отец, я уже не держу клятву, данную Альфреду. Ты можешь отправиться обратно и сказать ему, что нас больше не связывает ни клятва, ни вассальная зависимость, ни долг, ни верность, ничего! Он – паршивый, неблагодарный, пердящий капустой косоглазый ублюдок!