– В Могилу Тора, – подтвердил я, – это недалеко от Бемфлеота.

Епископ перекрестился, но не осмелился протестовать.

– Ты и сотня человек отправитесь со мной, – сказал я Веостану.

– Мне приказано защищать Лунден, – нерешительно воспротивился он.

– Если мы будем в Бемфлеоте, никакие датчане не станут угрожать Лундену. Мы выступаем через два часа.

* * *

На сборы ушло четыре часа, но вместе с мерсийцами Элфволда, восточными саксами Веостана и моими людьми у нас набралось больше четырехсот всадников, которые под стук копыт выехали через восточные ворота города. Я оставил своих детей на попечение слуг Этельфлэд. Сама Этельфлэд настояла на том, чтобы поехать с нами. Я с ней спорил, убеждая, что она не должна рисковать жизнью, но дочь Альфреда отказалась остаться в Лундене.

– Разве ты не дал клятву служить мне? – спросила она.

– Да, что делает меня еще большим дураком.

– Тогда приказы отдаю я, – улыбаясь, заключила она.

– Да, моя уточка, – ответил я и получил удар по руке.

После женитьбы Этельред стал называть супругу «моя уточка», и это проявление нежности раздражало Этельфлэд.

Теперь она ехала под моим знаменем с волчьей головой, Веостан распустил по ветру дракона восточных саксов, в то время как на длинном флаге мерсийцев Элфволда был христианский крест.

– Я хочу иметь собственное знамя, – сказала мне Этельфлэд.

– Так сделай его.

– На нем будут изображены гуси.

– Гуси! Почему не уточки?

Она скорчила гримаску.

– Гуси – символ святой Вербурх, – объяснила Этельфлэд. – Огромная стая гусей опустошала кукурузное поле, и она молилась, и Бог прогнал гусей прочь. То было чудо!

– Это сделала аббатиса из Лекелейда?!