Наконец, двусмысленность своего положения сделалась для Ахлестышева невыносимой. Кто он, чёрт возьми? Герой или беглый каторжник? Пять недель Пётр просидел в подвале, прячась от французов. Но вот враги ушли, а он опять скрывается… Сколько можно жить в подполье?

Одевшись поприличнее, Пётр отправился к Красным воротам в дом обер-полицмейстера. Там была жуткая толчея. Драгуны тащили куда-то связанных людей со знакомыми по тюрьме лицами. В коридоры набились посетители. Люди стояли с длинными списками погибшего имущества или требовали справки о признании родственников погибшими. Несчастные погорельцы пытались выяснить насчёт ссуды. Вдовы привели с собой детей, рассчитывая вызвать у властей жалость, но это мало помогало. Ахлестышев начал пробираться сквозь толпу к кабинету обер-полицмейстера. И вдруг нос к носу столкнулся с сыщиком Яковлевым! Тот ахнул, а потом заревел:

— Так вот ты где, каторжная рожа! Думаешь, про тебя забыли? Да я…

Но больше ничего сказать не успел. После партизанской войны Петра уже трудно было оскорбить безнаказанно… Он ухватил следственного пристава двумя пальцами за нос и пригнул голову с полу. Тот взвыл от боли и попытался вырваться, но получил такую банку в бок, что сразу притих.

— Ах ты, тварь! Наветчик, мздоимец! Потатчик уголовных! Честных людей позорить? В муку изотру!

Неожиданно возле Ахлестышева появился квартальный надзиратель Пожарский. Пётр не видел его со второго сентября, когда тот уговаривал его примкнуть к партизанам.

— Здравствуйте, Пётр Серафимович! — приветливо сказал офицер. — Рад обнаружить вас в добром здравии! Кого это вы волочёте и куда?

— Пожарский! Это вы? Немедленно освободите меня от этого колодника! — приглушённо забубнил снизу Яковлев. — Я вам приказываю!

— А, это наш главный легавый пёс, — угрюмо хмыкнул квартальный. — Решил вас заарестовать, что ли?

— Как видите, Фёдор Петрович. И это после всего, что было… — горько ответил Ахлестышев. — Я его сейчас в окно выкину, и будь что будет!

— Не марайтесь об дерьмо, Пётр Серафимович, — остановил его Пожарский. — Я сейчас сам с ним поговорю. Отпустите его пока.

Бывший партизан разжал хват, и Яковлев с руганью разогнулся. Весь в красных пятнах, он стал платком вытирать идущую из носа кровь и орал при этом:

— Полиция! Сюда! Схватить! Заковать! Не потерплю!

Квартальный дал ему прокричаться и спросил спокойно:

— По какому праву вы напали на господина Ахлестышева? Он вас за это и к суду может привлечь.

— Меня — к суду? — опешил следственный пристав. — Да он беглый каторжник! Вы чего его не арестовываете? Я же вам приказал!