Все сомнения разом развеялись. Где-то здесь, совсем рядом, находилось бедное существо, и оно страдало: наверное, то была одна из жертв постыдной жестокости господина Замка Орла – в ином случае ничего не оставалось, как принять на веру невероятные россказни франш-контийских крестьян об этом проклятом замке.
Жалобы, плач, стоны и причитания сопровождались другим звуком, тоже совершенно четким. Можно было подумать, будто по узкому подземному проходу медленно движется человек, задевая одеждой и хватаясь руками за гранитные стены.
Все это происходило чуть поодаль от того места, где в полной неподвижности затаился охваченный невыразимым волнением Лакюзон, на голову которому со свода монотонно капала вода.
Тут капитан вспомнил слова Эглантины, которая говорила, что тоже слышала, как из-под земли доносятся какие-то странные звуки.
«Или я стою на пороге страшной тайны, – сказал себе он, – или монсеньор де Монтегю намеренно подогревает здешние суеверия и предрассудки, затевая все эти ночные представления с призраками…»
Впрочем, последнее предположение казалось самым невероятным, поэтому Лакюзон сразу же его отбросил. К тому же сомневаться ему оставалось недолго: чуть слышные, будто приглушенные, шаги приближались.
Наш капитан был не робкого десятка – но он был франш-контийцем и горцем и жил в XVII веке. А значит, он был суеверным.
Когда таинственные шаги и шорох прикосновений чьих-то рук к камню зазвучали четче и ближе, его охватила неописуемая тревога, по телу пробежала дрожь, волосы встали дыбом, и, точно по Священному Писанию, лица его коснулось дуновение…
Ему захотелось бежать, но куда? – К тому же ноги его, скованные страхом, будто приросли к карнизу, на котором он стоял.
Вдруг шаги стихли…
Руки капитана коснулась пола одежды…
Лицо обдало теплым дыханием, и ему показалось, что на него уставилась пара ярких, сверкающих глаз.
В то же время тусклый голос, лишенный всяких интонаций, похожий на голос лунатика в забытьи, медленно спросил его:
– Кто вы?
Капитан, смекнув наконец, что перед ним живой человек, а не призрак, почувствовал, как мигом избавился если не от галлюцинаций, то по крайней мере от страха.
Но человек, обратившийся к нему, мог быть врагом – взявшись на всякий случай за кинжал, Лакюзон проговорил в ответ:
– А вы-то сами кто, вы, говорящий со мной?
– Вы разве не знаете? – прошептал голос.
– Нет, не знаю.
– В таком случае что вы здесь делаете? Зачем было будить узника?