Лоснящийся брылястый прапорщик оттолкнул миролюбивого толстяка-соседа и снова поднялся.
— Хорош, я сказал! Ты кому здесь про войну рассказывать будешь, ты, крыса тыловая?!
Маяковский побелел лицом и шагнул со сцены, продолжая:
А мне за что хлопать? Я ничего не сочинил. Думаете: врёт! Нигде не прострелен. В целёхоньких висках биенья не уладить, если рукоплещут его барабанов трели…
Взвизгнула дама, которую поэт вместе со стулом отодвинул с пути.
— Молодой человек, — неуверенно сказал её кавалер с круглым следом от шапки на бриолиновой причёске, — что вы себе позволяете?!
Володя тараном шёл на прапорщика.
В зале сделалось движение, и в последний момент, когда драка была уже неминуема, перед Маяковским вырос коренастый Сухотин.
— Не надо, — коротко сказал он, дрогнув щекой в нервном тике.
В тот же миг Зощенко плечом отодвинул в сторону полупьяного прапорщика. Герой бельевого склада вскинулся, но тут увидал ордена и нашивки за ранения, погоны, а потом и глаза штабс-капитана — и мгновенно сник.
— Вон отсюда, мразь, — тихо и страшно скомандовал Зощенко. Прапорщик покорно попятился к выходу. Тут же поднялись и, спотыкаясь о стулья и чужие колени, потянулись за ним соседи по столу — два таких же выпускника ускоренных курсов и с ними пара напуганных барышень.