Кажется, для российского императора нет ничего невозможного. Почему же так жарко молился Николай Второй? Научи меня, господи, спокойно воспринимать события, ход которых невозможно изменить. Дай, господи, умение и силу изменять события, мне подвластные. И научи мудрости — отличать первые от вторых…

Ещё в 1912 году записала в своём дневнике вдовствующая императрица Мария Фёдоровна: Чувствую, что мы движемся к катастрофе. Записала не в начале войны, не в дни Февральской революции, нет — в мирном двенадцатом году! Она и вправду чувствовала. Ведь и в году шестнадцатом, когда из Петрограда пришло известие о смерти Распутина, в дневнике Марии Фёдоровны появились провидческие слова: Думают, что это конец, но это начало, и начало ужасных событий.

Тотчас великий князь Николай Михайлович написал ей в Киев:

После того как убрали гипнотизёра, нужно попробовать обезвредить загипнотизированную. Как ни трудно, нужно отослать её как можно дальше, в санаторий или в монастырь. Речь идёт о спасении престола, государя. Иначе будет слишком поздно! Вся Россия знает, что покойный Распутин и императрица — одно и то же. Первый убит, теперь должна исчезнуть и другая.

Упаси господь, не об убийстве Аликс шла речь. В семье считали, что скорбной умом императрице одна дорога — в санаторий, в сумасшедший дом. На кону оказалось будущее всей династии. Даже Мария Фёдоровна за спиной сына вела разговоры о его отречении — спасение престола и спасение государя перестало быть одним и тем же.

К переменам готовился и Грозный Дядя — великий князь Николай Николаевич, к которому на Кавказ приезжал представитель Союза городов с предложением: взять власть и железной рукой навести в стране порядок. Генералиссимус не только не расстрелял визитёра за измену, но даже не посчитал нужным сообщить о предложении своему государю.

Действительно — Россия катилась в пропасть. Но вместо того чтобы стать плечом к плечу с императором, семья отвернулась от него. Великие князья разбрелись, кто куда. Россия катилась в пропасть… Да полно, так ли уж плохо было всё?