Днём позже — совсем в ином тоне телеграфировал председатель Думы Родзянко.

Всеподданнейше доношу Вашему Величеству, что народные волнения, начавшиеся в Петрограде, принимают стихийный характер и угрожающие размеры. Основы их — недостаток печёного хлеба и слабый подвоз муки, внушающий панику.

Ещё через день последние иллюзии рухнули.

Гражданская война началась и разгорается. На войска гарнизона надежды нет. Запасные батальоны гвардейских полков охвачены бунтом. Если движение перебросится в армию — крушение России, а с ней и династии — неминуемо.

— А что, действительно Алексей так тяжело болен? — спросил лейб-медика император перед тем, как подписать отречение.

Потрясённый врач ответил:

— Неужели вы не понимаете? Он болен смертельно, и не просто смертельно, он может умереть в любую минуту!

Распутина больше нет. На руках — безнадёжно больной сын, четыре дочери на выданье и безумная жена.

Вопросы рвали мозг Иова: Можешь ли посылать молнии, и пойдут ли они и скажут ли тебе: вот мы?

Страшной ошибкой обернулся отъезд императора из Ставки в Могилёве. Там его окружала многомиллионная армия, крушащая врагов от Румынии до Пруссии. Здесь, под Псковом, куда загнали голубой императорский поезд по дороге в Петроград, окружали одни враги. И неоткуда взять молний, чтобы испепелить их…

Николай Второй был добрым семьянином и не был великим государем.

Он отрёкся.

Отрёкся второго марта 1917 года — за себя и за умирающего сына, передав трон младшему брату Михаилу. В штабном вагоне карандашом подмахнул юридически ничтожную формулу, прекращающую его царствование. Документ — всего один машинописный лист французского стандарта 35 × 22 сантиметра — принял депутат Государственной думы Гучков. Приснопамятный распространитель памфлета «Гришка» и краденых писем.

С Мишей, братом своим, Николай Александрович хотел объясниться телеграммой, которую отбил прямо из поезда.