— Расскажите об Алькмааре, — попросила Тория тихо.

Мей протянул руку и бережно дотронулся до своего посоха.

— Алькмаару было бы тоже плохо, если бы не придумали одно дело. Только дело это больно серьезное: город спасет, а кое-кого разорит.

— Да что такое, скажи на милость?.. — заволновалась старуха.

Тория вся превратилась в слух. Дети прижались к коленям матери.

— А вы ничего не замечаете на своих лугах?

— Вода прибавилась в канавах! — ввернул мальчик.

— Молчи, Гансли! Молчи и слушай, — остановила его мать.

— Мальчуган прав — вода прибавилась в болотах и канавах.

— Да неужели опять наводнение, как четыре года назад?

Мей внимательно посмотрел на женщин:

— А если это наводнение прогонит из страны испанцев?..

Старуха растерянно развела руками.

— Уж и не знаю, что сказать… И там смерть и тут. Ведь хлеб еще не весь убран с полей. Одним нам, без настоящих работников, разве управиться было?..

— Хлеб вырастет снова, матушка, — резко перебила ее Тория, — а сыновей твоих не воскресишь, если их убьют проклятые волки!..

— Верно! Верно! — подхватил быстро Мей. — Без моря нам не справиться с испанскими дьяволами. Без моря мы останемся с голыми руками и нас перевешают, как гарлемцев. Нет, лучше открыть все шлюзы в Голландии, чем умереть от испанских волков!

Старуха заплакала:

— Когда это все кончится, господи!.. Трудились, трудились, дожили честно до старости, и вся-то жизнь насмарку пошла… Сыновья на войне, малые дети сиротами растут… А тут еще вода затопит все поля. Что будем есть?

— А что ели гарлемцы, матушка? — Лицо Тории пылало. — Стыдно нам жаловаться, когда люди кровью своей добывают нам свободу! Никлас, уходя к гёзам, сказал: «Помни, жена, что я пошел защищать тебя и таких, как ты». И я помню. Последнюю рубаху надо отдать, чтобы потом можно было свободно вздохнуть.

— Верно! Верно! Ай да жена гёза! Побольше бы таких! — На лице Мея появилась радостная улыбка.