— Стервы! Из-за вас все! На вас горб гнул, лукавил, народ обсчитывал! Несите все из сундуков! И украшения с себя сдирайте! И юбки, и чулки! В сермяге ходить будем! Заслужили!

— Ух ты, Африканыч, святая душа! — сказал громко и с удивлением «князь». — Вот не знал!

И какой-то мужичонка с оторванной штаниной поднес «князю» в поклоне полный картуз какой-то вонючей жижи.

— Пей! Мартыныч! — закричал с бочки Матвей Африканыч. — Тут и поминки, и воскресение души!

«Князь» выпил, крякнул и вместо закуси выжал из картуза себе в рот. Внезапно я увидел зыряновских рабочих, которые чинно стояли на отшибе, — узнал я их по могучему парню с белыми волосами: возвышался он над толпой на три головы, не меньше. Я вырвался из потных «боярских» рук и бросился к ним, под их защиту. Ведь они вытащили из болота тело Прокла после моих криков, значит, должны правду сказать всем…

Зыряновские, конечно, меня не узнали — одежонка в клочьях, морда затекла, нос распух.

— Ты чо, паря? — оторопело спросил сутулый мужик. — Чо надо?

И тут случилась еще одна прискорбная нелепость: хмельной возбужденный люд накинулся на зыряновских, решив, что это и есть шайка убийц в обличил порядочных людей.

Избивали их нещадно — и крепкими гранеными бутылками, и кольями из ближайшего забора.

— За что, сволочи? — пронзил шум и гам чей-то истошный крик. — Хоть скажите, за что уродуете?

Уже избитые в кровь, зыряновские мужики схватились насмерть с обидчиками: не привыкли они бегать от колья и неясностей. Сутулый пожилой рабочий в забрызганном кровью светлом азяме увернулся от дубины и «взял на калган» — ударил головой врага под заросшую бурой волосней челюсть, тот с воплем повалился на спину, задрыгал от боли ногами. Сам же сутулый закричал:

— Наших бьют! Зыряновских!

На такой клич, говорят, даже мертвые вставали из могил, если родичи или товарищи звали. Здесь тоже нашлись хорошие знакомцы — по питью и по работе, начали махать кулаками уже на стороне зыряновских. Огромная толпа распалась на большие и малые кучки, избивая друг друга, как будто всю жизнь они готовились только к этому занятию.

Вообще-то, «гудения» таежников в Христовоздвиженском почти всегда заканчивались таким образом. Многие серьезно готовились к массовым побоищам, где можно и свою силушку показать, и рыло свернуть кому-нибудь набок, желательно — торгашу-христопродавцу, обдирающему рабочий люд как липку… Так что я с Засекиным и Бочкаревым лишь ускорил начало самой главной забавы.

Я метался среди побоища, вопил, визжал, плакал. Я пытался им втолковать, что совсем зря они убивают друга друга, что во всем виноват Бочкарев. Что Бочкаревы и есть та шайка убийц, которую искали! За мной погнался какой-то мордастый парень в клетчатом пиджаке, но я шмыгнул под ноги дерущимся. И тут меня схватил за волосы белоголовый зыряновский «аксакал». Он был голый по пояс, успел скинуть одежду, чтобы не попортили в драке, безволосая мускулистая грудь его была уже пятнистой от битья.