— Дак слушайте нас, а не его, живоглота по имени Матвей Бочкарев! Он убил Прокла Никодимыча. Он!

Бочкарев обалдел от такой стремительной атаки, по только на мгновение. Взмахнул протестующе рукой, выкрикнул что-то слабым голосом. Бочкаревцы подхватили ревом:

— Они куплены!

— Продались!

— Оне уж не заступники!

— В полицейском доме прятались! С душегубами заодно!

«Князь» басовито рявкнул:

— Цыц, собачня! — и погрозил обмотанным кулачищем. — На кого хай подымаете? На заступников?

И следом — дед:

— Слышь, православный! Бочкарев толкнул вас на беспорядки! Все свои грехи на вас уже повесил! А завтра будет горькое похмелье, кого на каторгу, кого в тюремный замок… Только с Бочкаревых как с гуся вода — вывернутся! Им не впервой!

— Вранье! — натужно захрипел, заныл Чернуха, потрясая кулаками. — Отдавайте оола и Засекина! Они убили! Их спросим!

— Убийцев в доме спрятали! — завопил истошно другой бочкаревец.

— Забрать душегубов!

— Айда, братва! Круши!

Бочкаревцы полезли к крыльцу, с ними многие легковерные. Зятья и приказчики шли клином, вонзились в осоловелый заслон из «бояр» и ватажников. Бородуля забилась в истерике:

— Смертушку вижу! Смертушка моя идет!

И вот уже лезут на крыльцо мужики с буйной дикостью на побитых рожах. Сам «князь» встретил их на верхней ступеньке, хрястнул кулачищем в первую мордень — кровавые брызги в разные стороны. И сапогом добавил. Срубил одного, затем другого, а тут и «бояре» помогли «светлейшему». Заломили руку бочкаревскому зятю Федоту, самому младшенькому, отобрали нож-финач, показали бестолково гудящей толпе:

— Вот что у Бочкаревых! Чем они нас убивают!

Но бочкаревцев и замороченных возле крыльца теперь было больше.

— Давай Засекина! — вопили мужики перед ватажниками, захлебываясь кровью. — Оола давай!