Аргобба — выходцы из очень отдаленных мест на севере Абиссинии, одни только старики и колдуны сохранили язык своих предков. Они продвинулись далеко вглубь владений галла и небольшими кланами обосновались в укрепленных селениях, подобных тому, в которое попали мы, и непременно расположенных на вершинах холмов. Именно здесь собирают рабов, прежде чем караваны отправятся к морю через данакильские пустыни, где обитают хорошо знакомые им племена.

Тогда я ничего этого не знал и по наивности все еще надеялся получить сто талеров, которые должен был доставить своему абиссинскому хозяину.

Я не осмеливался расспрашивать о чем-либо человека, с которым совершал это путешествие, так как он, похоже, был старостой этой деревни, где все целовали ему руку и величали шейхом Омаром».

X Евнух

X

Евнух

«Через несколько дней после моего приезда, когда все ушли работать в долину, меня вместе с маленьким Юсуфом (так звали мальчика, которого в ту ночь мы взяли с собой в арсийской деревне) отвели в стоящий посреди разрушенного квартала дом.

В очень темной комнате без окон перед кучкой листьев ката сидел старик и толок их в деревянной ступке, потому что был уже беззубым.

Другие люди сидели в глубине своеобразного алькова рядом со стариком, но их едва можно было разглядеть, так как в низкую дверь проникал слишком слабый свет.

Юсуфа и меня раздели догола и велели подойти к старику, который принялся рассматривать нас, перебирая четки. Он что-то сказал на диалекте аргобба шейху Омару, а затем, обращаясь ко мне на моем родном языке, спросил, знался ли я с женщинами. Тогда мне было двенадцать или тринадцать лет и я еще был не вполне развитым юношей, однако, ночуя среди рабов моего первого абиссинского хозяина, я узнал от шанкалийских женщин, каким забавам предаются мужчины и женщины по ночам. И, дабы не ударить лицом в грязь, я ответил уверенным тоном: „Да“.

Старый колдун — а это был он — пощупал меня где следует, словно для того, чтобы убедиться, говорю ли я правду. Затем он произнес несколько слов, опять же на наречии аргобба, выражая явное неудовольствие, и отправил меня домой.

Я вернулся один, смущенный допросом, не понимая его смысла.

На другой день маленького Юсуфа я уже не увидел, и на мой вопрос, куда он подевался, женщины ответили мне, что он заболел.

Начиная с этого вечера я почувствовал, что отношение ко мне изменилось, меня стали посылать на тяжелую работу по заготовке дров вместе с другими рабами, представителями самых разных народностей. Среди них были десятка два человек, которых я не знал, и, когда мы выходили за пределы города, нас всегда сопровождали вооруженные солдаты.