Он ведет меня в дом. К своему изумлению, я оказываюсь в обставленной со вкусом гостиной: великолепные персидские ковры устилают паркетный пол с широкими, плохо пригнанными досками, откуда в определенное время года лезут полчища блох; стены покрыты дорогостоящей обивкой. Но больше всего меня восхищает отсутствие европейской мебели, которая выглядела бы весьма нелепо в данной обстановке. Гостиная напоминает краеведческий музей, где собраны исчезнувшие предметы местного быта, возвращающие нас в легендарные времена царя Соломона: плетеные столы, кресла, вырезанные из ствола дерева, диваны из кожаных ремней и многое другое. Нельзя сказать, что деревянное кресло или диван создают особый комфорт, но я, как гость, готов примириться со всеми неудобствами, будучи признателен хозяину за то, что он сохраняет культуру умирающей цивилизации. Я невольно проникаюсь уважением к Нассеру, которого я, видимо, недооценил.

В то время как я предаюсь раздумьям, разглядывая висящую на стене загадочную картину абиссинского художника, в комнату входит хозяин в пижаме и шлепанцах на босу ногу. Он выглядит таким же вялым и удрученным, как и вчера, и смотрит на меня сонными глазами, с трудом подавляя зевоту. Пожав мне руку, Нассер тотчас же тяжело опускается на диван и говорит глухим голосом:

— Простите, что я заставил вас ждать, но я лег несколько позже обычного и заснул только утром…

— Не стоит извиняться. Благодаря этому ожиданию я провел восхитительные минуты в вашей гостиной, где вам удалось собрать столько разнообразных вещей, в которых чувствуется душа страны…

— Да, у меня есть красивые безделушки. Богатые индийцы и арабы помешаны на коврах, но таможенная пошлина очень высока, и торговцы пытаются провезти ковры под видом упаковки, заворачивая в них свои товары. Время от времени я задерживаю какого-нибудь нарушителя и принимаю от него ковер в дар в качестве уплаты штрафа. Видите ли, в этой стране все можно устроить… если только знать как…

Нассер смотрит на меня выжидающе и ободряюще улыбается. Усадив меня на софу, устланную обезьяньими шкурами, он небрежно придвигает ко мне индийскую шкатулку с инкрустацией из слоновой кости, полную сигарет.

Решив, что настал момент для откровенного разговора, Нассер начинает:

— Со вчерашнего дня я не перестаю размышлять о вашем деле. Мне не хотелось ничего говорить в присутствии Глейза — этому болтуну опасно доверять тайну. Так вот, я пришел к убеждению, что Тафари решил присвоить ваш товар. Возможно, он не стал бы этого делать, если бы Зафиро не надоумил англичанина потребовать уничтожения шарраса. Вы, конечно, понимаете, что покладистый грек подтвердит, что присутствовал при сожжении вашего шарраса и развеял его прах по ветру.