Глава тридцать третья

Глава тридцать третья

Лабрюйер догадался, но сам себе не верил – это же невозможно. Он знал, что и Зверева, и Слюсаренко берут пассажиров – двух человек «фарман» поднимет и унесет. Но для того чтобы пилотировать «фарман», да еще ночью, нужно быть Лидией Зверевой или Владимиром Слюсаренко.

– Черт бы их побрал… Из трех аэропланов они взяли именно тот, с которым ставили удачные опыты. Видишь – короткокрылый…

– Я в них ничего не смыслю.

– Зато я уже смыслю.

– Но как они заставят авиаторов лететь?

– И заставлять не надо. Таубе поднимался со Зверевой пассажиром, она учила его летать.

– Ты думаешь, аэроплан за ночь долетит до германской границы?

– Даже если до Либавы – и то уже гадко… Потому что в Либаве наверняка сидят люди господина Ронге, а мы не знаем, кто именно. В общем, надо действовать.

Лабрюйер понимал – конюхи на ипподроме куплены с потрохами. Они и выкатили «фарман». Вылезать из мрака опасно. Значит, нужно выждать, пока появятся Таубе, Дитрихс и Альда, и стрелять по ним безо всякой жалости.

И тут случилась следующая вспышка взаимопонимания. Лабрюйер и Енисеев одновременно достали револьверы.

Но ничего не вышло.

Дитрихс и Таубе вытащили на себе из домика графини одурманенного Калепа, при этом они оказались спиной к Енисееву и Лабрюйеру, а инженер – между ними, и стрелять было опасно. Они очень быстро поволокли его к «фарману», к ним навстречу поспешили два парня и окончательно их загородили.

– Их надо взять живыми, – вдруг прошептал Енисеев.

– И его нужно получить живым, – ответил Лабрюйер.

– Ползать умеешь? По-пластунски?

– Как?

– Как казаки-пластуны. Нет? Эх… Я подползу как можно ближе. Черт… погиб мой пиджак…

Пиджак был темно-коричневый, рубашка под ним – белоснежная, очень хорошо заметная на фоне утоптанной земли даже во мраке.