Сломанный Нос отсалютовал и приготовился уйти, но Тулл поднял руку.
– Погоди.
– Да, центурион?
– Как твое имя?
– Марк Ай, центурион, – ответил Сломанный Нос.
Это он, подумал Тулл.
– Твой центурион Фабриций? – Тулл довольно отметил растерянность на лице Ая; тот явно недоумевал, откуда ему это известно. – Я прав?
– Да, центурион, это он.
– И ты какое-то время назад проиграл в кости пару бронзовых застежек, не так ли? Ими еще скрепляют на плечах кольчугу? – Так, кажется, узнал, подумал Тулл. В глазах Ая промелькнул страх.
– Да, центурион.
– Если я услышу хотя бы слово о том, что солдаты Первой когорты сражались сегодня не в полную силу, а то и вообще бежали, я приду и разыщу тебя, – процедил сквозь зубы Тулл. – И тогда засуну тебе в ноздри не застежки, а кое-что другое. Ты меня понял, сукин сын?
Ай кивнул.
– Ну, а теперь проваливай отсюда и отчитайся перед тем, кем положено.
Ай пошел прочь. Тулл же, поймав на себе взгляд Фенестелы, поспешил объяснить, в чем причина.
– Если честно, сегодня я предпочел бы стать участником пьяной драки, чем того, нас ждет, – буркнул Фенестела, услышав, как пропела труба, веля им двигаться вперед.
– Это точно, – согласился Тулл и хмуро посмотрел на небо. Оно было черно от туч. Похоже, с минуты на минуту пойдет дождь, и не просто дождь, а гроза с громом и молнией. В такие моменты даже самый прожженный циник наверняка думает про богов, которые явно на него разгневаны. Или же это боги варваров являют им всю свою силу хозяев этой земли, угрожая жизни каждого солдата в армии Вара…
«Юпитер всемогущий, – взмолился Тулл, – прошу тебя, храни нас в этот черный час. Пусть твой гром испугает наших врагов, а твои молнии сразят их наповал, и в первую очередь Арминия».
Тяжело ступая по раскисшей земле, центурион и его когорта двинулись вперед. Шли медленно, что не могло не сказаться на настроении солдат. Но и настроение самого Тулла было не лучше. Для солдат нет ничего хуже, чем ожидание вражеской атаки. В такие минуты они безуспешно борются с приступами тошноты или позывами опорожнить кишечник или мочевой пузырь. В этой же стигийской тьме, которую пронзали лишь вспышки молний, а раскаты грома заглушали человеческий голос даже на расстоянии пары шагов, было невозможно найти в себе силы и волю к победе.
Медленное продвижение колонны напомнило Туллу то, как мельник сыплет на жернов зерна пшеницы. Стоит зернам выскользнуть из его рук, и пути назад для них уже нет – лишь падение в середину камня, а затем краткая, всепоглощающая тьма. И наконец, как только верхний камень ляжет на нижний и перемелет все в муку, забытье. От этих мыслей по спине Тулла пробежали мурашки. Однако он, стараясь не обращать на них внимания, сосредоточился на солдатах, на их готовности и боевом духе. Ответственность за их жизни давила на него тяжким грузом и одновременно помогала сосредоточиться.