— Тебе кто, чучело, сюда разрешил входить?! — обрушился на неё Годунов. — Что там Глашка — совсем ополоумела, чтоль?

Девка испуганно втянула голову в плечи.

— Пошла вон! — скомандовал Годунов, вырывая у неё корчагу.

Девка, не поднимая глаз, попятилась к двери, кланяясь на ходу.

— Бестолочи, — раздраженно выдохнул Симеон и поднес корчагу к губам.

Лишь только сделав несколько глотков, он ощутил привкус горечи в квасе.

Скривишись, он отёр губы, выругался, поставил корчагу на столик, и только теперь заметил, что девка все еще была в комнате.

— Ты еще здесь? — рявкнул Симеон. — Ты что, плетей захотела?! Аль блаженная?

Девка подняла голову, и Симеон с удивлением обнаружил, что она была не так уж молода — скорее, стара. В рыжей косе виднелись седые пряди. Лицо покрыто какими-то странными росписями, вроде тех, которые наносят себе крымчаки. В ухе — золотая серьга.

Симеон нахмурился. Решительно, он не припоминал, чтобы видел ее здесь раньше.

— Кто… — начал он и охнул, от страшной рези, полоснувшей желудок.

Он скривился, скорчившись в три погибели, в коленях возникла резкая слабость, ладони покрылись потом, во рту стоял мерзкий привкус железа.

Симеон бросил взгляд на корчагу, и страшная догадка пронзила его.

— Ты… — прохрипел он, глядя на размалеванную бабу. — Ты!..

Он попытался было вытащить кинжал из-за пояса, но руки плохо слушались его, в глазах стремительно темнело, в ушах раздавался звон.

Баба приблизилась к нему, заглянула в глаза. По лицу ее промелькнула кривая улыбка.

— Ты… — бессильно выдохнул Годунов, хватаясь за столб, поддерживающий балдахин.

Баба кивнула. — Поленица! — проговорила она и засмеялась.

Потная ладонь скользнула по резному дереву, начальник Тайного приказа медленно осел на колени, и грузно рухнул на пол. Поленица склонилась над ним, и в руке ее блеснул нож. Выпрямившись, она спрятала в складках одежды клок волос с головы Годунова.

Переступив через бездыханное тело, она шагнула к окну, перемахнула через подоконник, и бесшумно спрыгнула в сгущающиеся сумерки.