— Почему отвели? Не может быть, чтобы просто так? — подозрительно глянув на прибывших, поинтересовался я.

Вздохнув, капитан Евстигнеев объяснил:

— Быков чудом не разбился, на взлете заклинило мотор, рухнул на скалы. В госпиталь увезли в тяжелом состоянии. Комполка позвонил в штаб армии и устроил им там бучу, говорят, до самого командарма дошел. Вот нас и отвели. Там тоже не дураки, понимают, чем это все может кончиться.

— Я уже два дня твержу, что полк нужно отвести на пополнение и переформирование! Еще когда у тебя мотор заклинило в бою, это стало ясно.

— Теперь отвели.

— В разгар боев?! Мы там нужны, а теперь сидим прикованные к земле.

— Ха, уже не нужны. Сломали мы хребет немецким асам, — засмеялся вдруг Евстигнеев.

— Не понял!

Остальные летчики подтянулись к нам, им тоже было интересно.

— Мы так и не дождались «звездного налета» и решили сами его устроить. В общем, двести бомбардировщиков и штурмовиков разнесли оба аэродрома, где базировались основные силы фашистской авиации.

— Круто! — покачал я головой в восхищении. — Потери большие?

Евстигнеев молча кивнул.

— Из первой волны почти половина не вернулась, зенитки у них били просто атас, — ответил за капитана его спутник, лейтенант Аверьянов. Причем использовал одно из моих любимых словечек.

Я давно стал замечать, что летчики все чаще и чаще стали использовать выражения, услышанные от меня.

— Какой же это успех?! Это катастрофа, чего бы там они ни разбомбили! Половина не вернулась?! Да на фиг такой успех!

— Да нет, значительная часть дотянули до своей территории, и экипажи спаслись. Но все-таки в технике потери очень большие, а сейчас — сам знаешь.

— Блин, Вов, сам знаешь, сейчас потери мерятся не в технике, а в людях. Новая концепция в авиационных войсках.

— Да знаю, не привык еще.

— Ладно, разнесли — это, конечно, хорошо, но об аэродромах подскока забывать не стоит, так что кровь мы им хоть и пустили, но силы у них еще есть.

— Это да, — согласился Евстигнеев.