– Что это?

– Открой.

Милдрет в недоумении посмотрела на него и, снова опустив глаза, принялась распутывать шнурок.

– Прости меня, – произнёс Грегори, пока Милдрет занималась шнурком. – Прости, что я притащил тебя сюда и что впутал в это всё… но когда я увидел тебя, я понял, что ты моя. Что ты должна быть моей – и ничьей ещё.

Сердце Милдрет стукнуло, когда из складок бархата на ладонь ей выскочил серебряный медальон. Несколько секунд она в недоумении смотрела на серебряный кружок, а потом сглотнула и тихо произнесла:

– Спасибо.

Грегори закрыл глаза, кивнул и, придвинувшись к ней, положил руки Милдрет на плечи.

– Я хочу, чтобы ты знала… Ты для меня не слуга и не оруженосец, Милдрет. Ты девушка, которую я люблю – и буду любить всегда.

– Я знаю… – Милдрет тоже опустила веки и прижалась лбом к его лбу.

– Мне жаль, что мы можем быть вместе только так. Что я не могу посвятить тебе победу или сложить песню о тебе. Но ты всё равно дороже всего мира для меня.

Милдрет облизнула губы, чувствуя, как пересохло на языке, и не зная, что сказать в ответ. Грегори и не ждал ответа. Легко коснулся губами её губ, и когда Милдрет нежно провела языком уже по его губам, отстранился и замер, опустив голову Милдрет на плечо и повернувшись к очагу.

– А почему грустишь ты? – спросила Милдрет, обнимая его за талию и удобнее устраиваясь на плече.

– У меня всё проще, – Грегори вздохнул. – Я думаю как… как подсыпать то, что ты принесла. Ведь мы же не видимся с ним. И вряд ли он мне доверяет.

Милдрет улыбнулась, не отрывая взгляда от очага.

– Ну, тут всё легко. Сделай так же, как ты сделал с Ласе.

Грегори чуть повернул голову, заглядывая ей в лицо.

– Предложи ему мир.

– Всё равно. Вряд ли он станет пить у меня в покоях вино.

– Само собой. А вот на охоте принято друг другу доверять.

Грегори хмыкнул и выпрямился.