Троица бывших мичманов встретилась в Петербурге два дня назад – в коридорах Адмиралтейства, куда каждый зашёл по своим надобностям. Встретились, обнялись, гулко похлопали друг друга по спинам, и назначили рандеву – здесь, на Английской набережной, возле Николаевского моста.
– В Порт-Саид. – отозвался Венечка. – Там будет теперь наше постоянное консульство, и я приписан к нему в качестве советника по морским делам.
Греве состроил сочувственную физиономию.
– Собираешься, как говорят наши британские недруги, «проглотить якорь»?
– Да, решил попробовать себя на дипломатическом поприще. Буду по выходным кататься на пароходике и завидовать вам, мореманам…
– К сожалению, это теперь не про меня. – грустно отозвался барон. Греве. Как обычно, ни он, ни Серёжа Казанков, не придали значения краткой заминке товарища. – Ну какой из меня моряк вот с этим?
И он продемонстрировал чёрный, затянутый в кожу протез, высовывающийся из левого рукава шинели.
– А ты поступи по примеру покойного супруга своей зазнобы. – посоветовал Серёжа. – Не зря же он из «Луизы-Марии» сделал чуть ли не яхту? Будешь ходить в инспекционные рейсы, проверять, как обстоят дела на пароходных линиях фирмы.
Барон уже успел поведать друзьям о своих матримониальных планах, и даже прочёл несколько строк из восторженного письма Камиллы. Бельгийская судовладелица, узнав, что он вышел-таки в отставку и собирается её навестить, была сама не своя от восторга и строила грандиозные планы. Например – представить будущего супруга бельгийскому королю Леопольду II-му.
– А что, и попробую. – легко согласился барон. – Война окончилась, и ни один, даже самый строгий судия не скажет, что я не до конца выполнил свой долг. Сидеть, перебирать бумажки под шпицем – благодарю покорно-с… Почему бы, и правда, не попробовать себя на коммерческом поприще? Тем более, вдова необыкновенно хороша и собой и…хм… искушена в делах иного рода. Детей от первого мужа у неё нет, тридцать лет – не такой уж и возраст. Надеюсь, у нас ещё пойдут маленькие баронята Греве…
Венечка постарался скрыть усмешку: размечтавшийся однокашник чрезвычайно напомнил ему Портоса из бессмертного творения Дюма-отца – когда тот рассуждал о своих видах на госпожу Кокнар.