Наверное, это было простым совпадением, но я никак не мог отделаться от мысли, что меня специально заселили туда, откуда, в какое окно ни смотри, обязательно увидишь дом Лены. Да, мы с ней, конечно, расстались, и думаю, навсегда, но выбросить её из памяти насовсем у меня бы не получилось ни при каких обстоятельствах. Слишком уж много нас связывало. Хорошего и плохого, а временами и просто странного и, я бы даже сказал, мистического…
— Всё стои́шь?
От голоса вышедшего на балкон Михаила я непроизвольно дёрнулся.
— Э-э, осторожнее! Брякнешься, я от асфальта тебя отскребать не буду.
— Предупреждать надо или хотя бы в звонок звонить, — буркнул я, облегченно выдохнув. — А то ходят тут, понимаешь, словно к себе домой…
— Ладно. В следующий раз позвоню, — засмеялся Смирнов и тоже принялся пялиться на знакомую мне девятиэтажку.
— А хочешь узнать про неё? — внезапно спросил он секунд через двадцать.
Я слегка повернул голову в его сторону и молча пожал плечами.
Приказано — сам расскажет. А разводить меня на эмоции нечего. Чай, не пацан сопливый.
Так всё и вышло. Не дождавшись ответа, Смирнов начал рассказывать сам…
Среда. 15 декабря 1982 г.
Среда. 15 декабря 1982 г.
Как это всегда и бывает, «карантин» закончился неожиданно.
Обычное дело. Ждёшь, ждёшь, готовишься к самому худшему, ругаешь судьбу-злодейку и обстоятельства, по которым тебя заперли в четырёх стенах, думаешь, как это тяжко — изо дня в день испытывать свою волю и дух, и вдруг — бац! — всё внезапно заканчивается, словно по волшебству, без всяких усилий со стороны несчастного «узника».
Вестником моей скорой свободы стал Ходырев-младший. Он появился в квартире днём, через четыре часа после Смирнова. Честно сказать, его появление стало для меня неожиданностью. Привык уже общаться с одним Михаилом, а тут ни с того ни с сего новое лицо, да ещё и с важным известием:
— Пляши, Андрей Николаевич! Тебе письмо из Прокуратуры!
И хотя это было совсем не письмо, а постановление, и не из Прокуратуры, а из другого ведомства, но я, так уж и быть, уважил «гражданина начальника» — сделал вид, что жутко обрадован тем, что из всесоюзного розыска меня, наконец, убрали, а уголовное преследование прекратили в связи с непричастностью и по основаниям, указанных в пунктах… бла-бла-бла-бла…
В текст я особо не вчитывался, хватило и общего вывода: «невиновен».