Конечно, Михаил ни на что конкретно не намекал, но лично я понял его прекрасно. И ещё больше утвердился в своей догадке во время беседы с Ходыревым. Тот, мало того что общался со мной только внутри квартиры, он ещё и говорил довольно отчетливо, тщательно произнося каждое слово. «Жучки», сиречь подслушивающие устройства, они, как известно, необходимые атрибуты всякого контролируемого спецслужбами помещения. А вот на балконе их, по всей вероятности, не было. Там слишком шумно, сыро, и при перемене погоде капризная техника может неожиданно засбоить.

То, что Смирнову вдруг вздумалось пообщаться со мной тет-а-тет, без лишних ушей, меня нисколько не удивило. Он и в моём прошлом-будущем всегда был себе на уме, даром что из «конторских», и кроме того основания, чтобы нарушить инструкции, у него и вправду имелись.

Прежде чем говорить о Лене, он повернулся ко мне и негромко спросил:

— Знаешь, что это?

Между его указательным и большим пальцем была зажата монета. На моём месте не узнать её мог только слепой. Номинал — два рубля, год выпуска — 1998, эмитент — Банк России.

— Знаю. Я такие обычно в правом кармане носил, вместе с другими мелкими. А те, что по пять и по десять — в левом. Так сдачу было легче отсчитывать.

— Два рубля — это мелочь? — удивился Смирнов.

— Инфляция, — пожал я плечами. — В моём времени нормальные зарплаты начинались тысяч от тридцати, а нарезной батон стоил у нас двадцать рублей.

Миша убрал монетку и ненадолго задумался.

— Я обнаружил её случайно. 29 августа. Нашёл на полу в ИАЭ.

— Где-где?

— В Институте Атомной Энергии, лаборатория номер 34…

— Второй этаж. Четвёртая дверь справа. Верно? — продолжил я с лёгкой усмешкой.

На лице Михаила не дрогнул ни один мускул.

— Это был неудачный эксперимент?

Я мотнул головой.

— Нет. Просто несчастный случай.

Смирнов почесал несуществующую бороду и снова достал монетку.

— Ты не поверишь, но раньше я никому её не показывал, даже начальству.

— Почему?