Лаборатория Курчатовского института осталась такой же, какой я её запомнил в августе 2012-го перед своим попаданием в прошлое.
Шкаф, этажерка с книгами и журналами, заваленный бумагами компьютерный стол, у ближней ножки которого притулился знаменитый Шурин портфель. Малознакомые приборы и оборудование в дальнем углу, высокий комод, на котором блестел хромированными боками пузатый чайник. Посреди кабинета, на широком лабораторном столе — уменьшенная копия той установки, что занимала первый этаж здания и на которую нашим ремонтникам настоятельно рекомендовали ничего не ронять.
Ощущение дежавю исчезло, как только я опять посмотрел на приятеля.
— Ты даже не представляешь, Андрюха, какой же ты гад!
— Это ещё почему?
Я перевёл себя в сидячее положение и опустил ноги на холодный линолеум.
Ботинки валялись около установки, рядом с опрокинутым стулом. Видимо, когда всё случилось, я находился именно там.
— Тридцать лет! Только представь себе, я жил тридцать лет в полном неведении, не зная, что всё это, — он обвёл рукой комнату, — просто иллюзия. Субъективная чужая реальность, данная мне в ощущениях собственным разумом.
Я усмехнулся:
— Ты думаешь, было бы легче, если бы из семнадцатилетнего пацана ты бы вдруг стал мужиком, давно разменявшим полтинник и уже имеющим не только детей, но и внуков?
Игру в гляделки Синицын предсказуемо проиграл. В отличие от меня, он попросту был не готов к внезапно свалившемуся на него «счастью».
— Да. Наверно, ты прав. Это было б не лучше, — проговорил он, неловко поёжившись.
Потом снова поднял глаза и тихо спросил:
— Ты тоже… всё вспомнил?
— Да. Только для меня это сюрпризом не стало.
Мы несколько секунд помолчали, а потом Синицын вдруг с силой ударил кулаком по столу.
— Ну почему?! Почему всё случилось именно так? Почему не забылись эти четыре месяца? Я же ведь всё для этого сделал.
— Не понял. Какие четыре месяца? — удивлённо посмотрел я на Шуру.
Тот тяжко вздохнул и обречённо махнул рукой:
— Из предыдущей жизни. С августа по сегодня, когда ты лежал здесь в коме, а мы пытались тебя возвратить. Я хотел, чтобы это время полностью вылетело из памяти.