— Это наводит меня на мысль… — сказал я и рассказал ему о свистке и о рыжем слуге Мора, Нийле.

— Уж где Джеймс Мор, там всегда какая-нибудь мошенническая проделка, в этом даже не сомневайтесь, — сказал он. — Его отец был вовсе не плохим человеком, хотя не уважал законов и не был другом моей семьи, так что мне нечего стараться защищать его. Что же касается Джеймса, то он известный хитрец и отпетый негодяй. Мне так же, как и вам, чрезвычайно не нравится появление рыжего Нийла. Это выглядит нехорошо, да. Это плохо пахнет. Старый Ловэт устроил дело леди Грэндж. Если молодой Ловэт займется вашим, то это будет в духе семьи. За что Джеймс Мор сидит в тюрьме? За такое же преступление — похищение. Его слуги привыкли к подобной работе. Он предоставит их в распоряжение Саймона, и вскоре мы услышим, что Джеймс прощён или что он бежал, а вы уже будете сидеть под замком в Бенбекуле или в Эпплькроссе.

— По-вашему выходит, что это очень серьёзное дело, — заметил я.

— Я хочу, чтобы вы скрылись, пока они ещё не успели наложить на вас руки, — заключил он. — Сидите тихо до самого суда и появитесь в самый последний момент, когда вас менее всего будут ждать. Конечно, всё это говорится в предположении, что ваше свидетельство, мистер Бэлфур, стоит того, чтобы подвергаться такому риску и таким неприятностям.

— Скажу вам одно, — ответил я, — я своими глазами видел убийцу, и то был совсем не Алан.

— Тогда, клянусь небом, мой родственник спасён! — воскликнул Стюарт. — Жизнь его зависит от ваших показаний. Нечего жалеть ни времени, ни денег — ничего, лишь бы иметь возможность появиться на суде. Ступайте прямо назад по этому переулку. От него ведёт прямая дорога на Ланг-Дейкс. И послушайте меня, не возвращайтесь в Эдинбург, пока вся эта суматоха не уляжется.

— Хорошо, я постараюсь последовать вашему совету, — сказал я.

— За пять дней до суда, шестнадцатого сентября, известите меня. Я буду в Стирлинге, в «Королевском гербе». И если вы до тех пор сумеете уберечься, то я позабочусь, чтобы вы добрались до Инверари.

— И ещё одно, — сказал я, — могу я увидеть Алана?

Он, казалось, был в нерешимости.