Светлый фон

— За чо?! — возопил пленник, лихорадочно отхаркиваясь. — Меня силком заставили! Я же свой, товарищи! Нижний чин, механик из автороты. Меня в подвале держали. На одной водице! Я пострадавший и заставленный! Посадили, наган в ребра, рули, грят, куда скажем!

— Это какие мы тебе "товарищи"? — уже безо всякой любительской театральщины процедил Василий.

— Так откуда мне знать?! Ну, пущай, господа. Хоть кто. Ваши благородия, я ж невиноватый, чистым русским языком объясняю…

Катрин дважды двинула выдающегося филолога под ребра. Тот вновь зашелся кашлем.

— Впустую время теряем. Бурость уж на затылок лезет, — с отвращением отметила Катрин.

Пленник в ужасе схватился за темя:

— Подохну ведь! Бога ради, в больницу свезите…

— Ты с кем на площадь ехал?! Быстро говори! С кем, откуда, кто послал, зачем рулил? Живо, сдохнешь с минуты на минуту, падаль голожопая!

Заговорил. Спешно, с перепугу почти не кашляя…

…- пулеметчики, они всего два слова по-русски умеют, да и то через пень-колоду. Все "пщел, свыныя" да "пщел, свыныя" А есаул — тот хоть беспалый, но знающий, объяснял как ехать. Грит: "я здесь сойду, заберете по возвращении, а то опять заблудитесь". Ваши благородия, они ж мне говорили, что только панику навести надо. Вот ей богу — что только напугаем, мне грили. И наганом, наганом… Что по штабу, да очередями о том уговора не было. Да ежели бы я знал…

— Где вы есаула забрать должны? Живо, урод, живо!

— Так тут недалече. Как она… Подъячья улочка, что ли…

Катрин и Василий одновременно ухватили убогого за шинель, вздернули на ноги:

— Заводи свой примус. В минуту управишься — жить будешь.

— Так я отравленный, мене в больничку надоть… — зароптал пленник. — Помираю…

Боец-"попутчик" вполсилы угостил "помирающего" по почкам — тот слегка блеванул желчью, но дискуссия по поводу немедленной госпитализации на этом и закончилась.

Выволокли из бронемашины второго пулеметчика — вонял дымом, но новенькая куртка оказалась непоправимо испорчена пулевыми отверстиями — помер не от удушья. Коротковатые рукава задрались, на предплечьях ветвился рисунок знакомой татуировки.

У техники и убитых потихоньку собирался народ. Несмотря на ночь, на набережной откуда-то взялись мальчишки, орали всякое разное — к выдумыванию слухов в Петрограде относились с большой любовью. Но слушать было некогда.

Сволочная бронетехника завелась не сразу. Колька лазил в тесноту моторного, совмещенного с боевым, отсека, помогал с магнето, наконец, затарахтели…

— Дверь не закрываем, — Катрин, забыв о подшибленной ноге, скользнула в ядовитую рубку. — Никола, живо в отдел, опишешь ситуацию.