— Прости, мне этот бронесарай все мозги растряс.

Второй Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов уже открылся. Лоуд выступает одной из первых, и это тот редкий случай, когда оборотню была необходима моральная поддержка. Конечно, земноводного профессора галетами не корми, дай выступить перед достойной аудиторией. Но сейчас что-то не на шутку нервничает завотделом.

Лоуд придвинулась к напарнице и прошептала:

— А ведь не справлюсь я. Набросала всякой ерунды, не тезисы, а сплошь безграмотная и наивная шмондюковина, сущий дитячий лепет.

— Перестань. Если не ты, то вообще непонятно кто. Тут собрались или теоретики, или практики. Ты из редких практикующих теоретиков. Уникальный опыт, широчайший кругозор. Абсолютная незашоренность взгляда, отсутствие ангажированности и полная непредвзятость суждений.

— Это конечно, тут не поспоришь, обязана я помочь строительству нового мира, — оборотень вздохнула. — А ведь надлежит нам, Светлоледя, сворачивать свою работу. Пора и честь знать. В чистую политику вступаем, тут мигом за жабры возьмут, квакнуть не успеешь.

— Ты же говорила — есть еще временной резерв.

— Есть. Как ему не быть. Но размером он с черноперью какашку, — Лоуд вздохнула, посмотрела в темное небо и сказала погромче, минорно и отстраненно:

— Меня убьют на рассвете. Взойдет солнце новой эпохи, а товарища Островитянской уже не будет под его ласковыми, пусть и жгучими лучами.

— Да вы что, теть Люда?! — ахнул Колька и машину разом повело в сторону. — Разве можно такие суеверия ляпать?! Вот не ждал от вас.

— Ты рули, а то вообще все разом и внеурочно угробимся. Я в широком смысле говорю, аллегорическом, — пояснила товарищ Островитянская. — Ибо строить новый мир, это тебе не бензин втихомолку сливать из полковых грузовиков. В пять минут не управишься. Тут годы и годы упорного труда. Молодые, конечно, дотянут, вволю поживут в новую сияющую эпоху, а те кто постарше годами…

— Вы же совсем молодая, — запротестовал водитель, как и все сопляки (собственно, и не только сопляки) крайне чувствительный к несравненному женско-земноводному обаянию тов. Островитянской.

— Да я в большей степени о Катерине, — пояснила оборотень. — Она глубоко семейная, бытом замордованная.

Колька кинул сочувственный взгляд на рослую шпионку и утешил:

— Сейчас надежнейшую модель электроутюга изобрели. Чрезвычайно полезная и прогрессивная техника. Как у нас начнут производить, сразу случится заметное облегченье в домашней работе, вот увидите.

Даже не поймешь, кто из этих двоих откровеннее глумится. Но домой захотелось сразу и сильно. Катрин попыталась припомнить, когда в последний раз брала в руки утюг. Кажется, случайно в "Померанце". Вышла там смехотворная дискуссия с сильно пьющим представителем местной ретроградной аристократии.