Через несколько дней, когда со срочными хозяйственно-политическими и коммунальными делами разобрались, когда по части компрессов и иных оздоровительных мероприятий пришла амнистия, а события в немыслимо далеком осеннем городе стали казаться не совсем реальными, Леди "Двух Лап" сидела на галереи и вдумчиво пила молоко. Все ж продукция от коров с Пригорного выпаса заметно отличалась в лучшую сторону. В замковом дворе уже сгущались сумерки, а западные склоны еще сияли прощальным косым и очень уютным солнцем.
Флоранс отложила журнал — заднюю страницу обложки, силуэты кораблей революционной эскадры слегка засвинячили пятна от оружейного масла (ну и чуть-чуть жир копченой корюшки), но журнал, бесспорно, от этого стал только интереснее.
— Все равно не совсем понимаю, отчего наша несравненная подруга так… как это будет точнее по-русски… так прониклась ситуацией, — призналась Фло. — Спалить и утопить, возжечь пожар бурной свободолюбивой анархии — тут какие вопросы? Но сидеть за канцелярским столом, проталкивать немыслимые компромиссы, упорно подпихивать общество к миру и равновесию… Послушай, где гуманизм и где Лоуд?
— Ну, особо сидеть за столом не приходилось. Гоняли по городу — я как вспомню, так вздрогну. А если в целом — Лоуд прирожденная исследовательница и естествоиспытательница. В пучины анархии мы ввергали города и страны уже неоднократно, оно слегка приелось. А тут наоборот. Ново, познавательно, оригинально, — попыталась объяснить Катрин.
— Это понятно. Но все равно. Странно, противоречиво и загадочно. Тебе не кажется, что наша профессор, если можно так выразиться, стала очень русской?
— Кажется, — призналась Катрин. — Она по-русски лучше меня болтает, а уж как протоколы формулирует. Заслушаешься! Видимо, это и моя вина. В смысле, заслуга. Обрусело наше земноводное. Ничего удивительного — Россия самая интересная страна в всех обозримых мирах. Как тут не увлечься? Ты вот тоже вполне русофилка.
— Я, видимо, не "вообще", а конкретных русских предпочитаю. Хотя и Дарья, и покойный Ёха… Теперь вот Ниночка. Трогательная и милая девочка. Со способностями. Но, о, боги, до чего слабенькая.
— Ничего, это поправимо. В ее ситуации плакать по ночам — естественно. Бегать днем — тем более. Сильно расшибиться ей Гр не позволит, а легкие синяки закаляют характер.
— Вот это чисто русская привычка — закаляться через синяки, — намекнула Флоранс.
— Можно подумать, у нас здесь без синяков обходится. С другой стороны, да, самую крутую революцию учинила Россия, и я, как бы то ни было, этим горжусь. А революция это и есть апофеоз самоушибления, зверского раздирания собственной души, а так же жизней и сердец соотечественников. Абсолютно бессмысленное деяние. Вот чем тут гордиться? Но горжусь же. Нет, без стакана тут ничего не понять, — Катрин дотянулась до кувшина с молоком.