Длинные пальцы по наитию нашарили запор, дверь распахивалась тяжко, но распахивалась, распахивалась!
Старец, спотыкаясь и делая огромнейшие шаги, выбежал во двор — тьма ночи снежила крупными, влажными хлопьями, на мостовой двора виднелись полузанесенные следы колес — мотор здесь разворачивался. "Роллс-Ройс-Рандоль"[1] — шикарный авто, в таком по прошпекту, словно в царском вагоне плывешь-катишь.
— Погоди, Фелекся, уж будет те…
На ходу сообразив, что к автомашине или к запертым воротам бежать бессмысленно, старец устремился к забору. Калитка должна быть. Да разве разглядишь: снег слепит, да еще сугробы в глазах прыгают-качаются. От двери дворца вслед вроде что-то закричали, донесся выстрел. Дострелят!
Григорий в отчаянии завертелся на месте.
— Куда, дурак?! — злобно зашипели из-за сугроба. Вскинулась навстречу фигура в светлой шинели, боднула в бок, сшибла, увлекла за белый снежный горб. Над головой свистнула пуля.
— Ваше высокоблагородие! — умилился старец, сплевывая кровь, но от счастья не чувствуя боли. — Благодетель!
— Заткнись, пьянь косматая! — зашипел спаситель, страшно топорща длинные усищи. — Лежи, стрельнут сейчас. Да где ж она?!
Длань спасителя — рослого жандармского полковника, мордатого, пухлощекого, истинного красавца, — цепко ухватила старца за бархатные штаны на заднице, вжала в сугроб.
Донесся выстрел — вроде прямехонько сугроб и расстреливали — это от дверей из левольверов садят.
— Всем стоять! Работают спецслужбы! Оружие на землю! — звонко и отчетливо проорали с иной стороны.
Старец подивился тому, что голос вроде бабий и приподнял голову.
У дверей дворца плотной кучкой замерло несколько фигур, еще одна тень присела на колено подалее у желтой стены — целилась в шайку убийц разом из двух огромных пистолетов. Неужто, баба?! По стройности так вполне…
— Барышня, а идите-ка к черту! — после замешательства откликнулись от дверей. — Дьявол должен сдохнуть и сегодня он определенно умрет. Не дадим уйти скотине.
— Дадите, Владимир Митрофанович, — вполголоса заверила баба. — Вам же лучше будет.
Теперь двое убийц целились в нее и неспешно, боком, двигались к ограде и спасительным сугробам. Еще кто-то из заговорщиков так и остался торчать у дверей.
— Ваше превосходительство, у вас же револьвер на боке, — в ужасе прохрипел старец затаившемуся жандарму. — Доставайте. Убьют меня!
— Лежи, засранец, без твоих советов разберемся, — шепотом пробасил усач.
— Владимир Митрофанович и вы, князь! Еще шаг и я стреляю, — весьма безучастным тоном предупредила коленопреклоненная девка, поджимаясь в комок, но, не опуская маузеры.