— А где… вдова? — поинтересовался я, поскольку забыл ее имя.

— Сеньора Беатриче ждет тебя в зале, — подсказал Доменико.

Я поднялся по винтовой каменной лестнице на высокий второй этаж с деревянной галереей вдоль стен, образующей полуэтаж, пересек его, отметив на ходу, что пол из голубовато-серого мрамора, а стены обшиты покрытыми лаком деревянными панелями. Возле винтовой лестницы, ведущей на третий этаж, находилась кухня, где суетилось человек пять мужчин и женщин и откуда тек приятный запах жареного мяса и корицы.

— Афанасий, возглавь процесс! — бросил я через плечо своему повару.

Может быть, эвбейцы готовят не хуже него, но проверять сейчас мне не хотелось.

Поднявшись по многоступенчатой, лихо закрученной лестнице на третий этаж, я остановился, чтобы перевести дух. Лишний раз не захочешь выходить из донжона, чтобы потом не подниматься наверх. Лифт, что ли, завести?! Впрочем, судя по отверстию в стене рядом с лестницей, грузовой лифт из кухни уже есть.

Стены высокого главного зала от пола и до деревянной галереи, образующей полуэтаж, расписаны библейскими сюжетами. Художник был латинянином. Ромеи изображают одежду просторной, свободно свисающей, а латиняне — как бы прилипшей к телу, словно мокрая. Пол был из циполина — полосчатого зеленовато-белого мрамора. Каминов была два, средних размеров, не сравнить с теми, что я видел в Англии. Посреди зала буквой П располагался стол человек на сорок-пятьдесят, составленный из нескольких небольших. На правой части стола лежали три свернутые, темно-красные скатерти. Видимо, мой приход помешал расстелить их.

В дальнем конце зала на помосте стояли два стула с высокими спинками. На правом от меня сидела молодая женщина в черном платке, завязанном под подбородком, и длинном, темно-красном, бархатном, приталенном платье с довольно глубоким декольте, узкими рукавами и маленькими золотыми пуговицами, расположенными часто и от самого верха и донизу. Я прикинул, что один человек потратит несколько минут, пока расстегнет все пуговицы. Под платьем была алая шелковая рубаха. Башмаки расшиты золотыми нитками. В ушах длинные золотые сережки с двумя бриллиантами каждая, на руках по два перстня с голубыми и зелеными сапфирами. Наверное, камни для перстней под цвет глаз подобрала. Они у молодой, лет двадцать, вдовы были красивы. Тонкое лицо бледновато и с голубенькими прожилками. Тонкий ровный нос. Алые губки явно подкрашены. Траур трауром, но сейчас надо было понравиться мне, чтобы не отправиться на галере в родительский дом. Не супермодель, конечно, но довольно-таки симпатичная. Позади вдовы стояла пожилая женщина, судя по одежде, служанка, руки которой лежали на плечах девочки лет пяти, одетой в вышитое серебром, черное, бархатное платье с серебряными пуговицами. Она смотрела на меня со всепоглощающим любопытством, на какое способны только маленькие дети. Видимо, дочь покойного маркграфа. Интересно, каких небылиц обо мне ей понарассказывали, что так пялится на меня?! Наверное, что я ем маленьких детей на закуску, после того, как подзаправлюсь их родителями.