На переговоры приплыли пятеро. Двое остались в лодке, а трое поднялись на борт бригантины. Первым ступил на палубу Беренгер Вентайола. Вид у него был, как у нашкодившего школьника. Если люди, которые не стареют внутренне. Волосы станут седыми, а в душе — пацан пацаном. Наверное, Беренгер ожидал, что я отнесусь к нему, как к предателю.

— Кого я вижу! — радостно произнес я и обнял его за плечи, как старого друга, с которым долго не виделся. — Был уверен, что встречу тебя здесь, что не усидишь ты дома!

— Позвали — я и пошел. Скучно дома сидеть, — честно признался Беренгер Вентайола и произнес льстиво: — Как узнал, что галеры пропали, сразу сказал, что это твоя работа.

Я пропустил последнюю фазу мимо ушей.

— Джейм Сакоман тоже здесь? — поинтересовался я, хотя был уверен, что услышу отрицательный ответ, потому что иначе бы прислали на переговоры и его.

— Не захотел он, — ответил каталонец. — Сказал, что старый уже. Видать, знал, хитрый лис, что ничего хорошего из нашего похода не получится.

Следом за каталонцем на борт поднялись двое сицилийских рыцарей, приплывших, наверное, в Афинское герцогство с бастардом Фадрике. Оба были молоды, лет двадцати, одеты в кольчуги, но без шлемов и оружия.

— Пойдемте ко мне в каюту, — пригласил я. — Выпьем вина, поговорим.

Я сел во главе стола. Парламентеры сели слева от меня, а места справа заняли Алоиз Бафо, Тегак и тринадцатилетний Александро Градениго. Последний — для симметрии. Дзан налил нам в серебряные кубки из серебряного кувшина ароматного вина и подал на серебряных блюдах восточные сладости, привезенные из Египта. Сицилийцы ненавязчиво разглядывали меня. Не знаю, что им рассказали обо мне каталонцы, но, видать, что-то очень интересное.

— Будете помощи ждать, которая не придут, или сразу сдадитесь? — спросил я сицилийских рыцарей, потому что, как понял, Беренгера Вентайолу взяли только потому, что знал меня.

— Мы не собираемся сдаваться. Будем сражаться до последнего, — с вызовом произнес один из них, который сидел ближе ко мне.

— Если бы я хотел вас перебить, то сделал бы это ночью, — сказал я. — Знаете, почему я оставил вас живыми?

— Нет, — ответили все трое парламентеров.

— Потому что каталонцы поклялись, что никогда не будут воевать против меня. Следовательно, и я не могу воевать против них. А в темноте трудно было бы отличить, кто сицилиец. — объяснил я, забивая клин между ними и каталонцами.

Беренгер Вентайола правильно понял меня. Его лицо сразу повеселело. Он показал Дзану, чтобы налил еще вина, и взял с блюда большой кусок халвы. Переговоры теперь интересовали его постольку-поскольку.