Гирхарт тряхнул головой. Ни к чему бесконечно переливать из пустого в порожнее. Что мог, он сделал, теперь остаётся лишь ждать результатов. Можно, конечно, арестовать Орнарена прямо сейчас и устроить ему допрос с пристрастием, но так он спугнёт остальных и, возможно, заставит их действовать быстрее, чем намечалось. Лучше выждать. Кто предупреждён, тот вооружён, спасибо Каниэлу, наступившему на горло чести нобиля. Не ради самого Гирхарта, разумеется, ради блага государства. Надо будет, кстати, подумать, как продвинуть его по службе. Пост, который Лавар занимает сейчас, достаточно высок, но он явно способен на большее. Только не сию минуту, а какое-то время спустя. Нет никаких гарантий, что удастся выловить всех заговорщиков, да и сочувствующих у них, безусловно, хватает, так что если повышение Каниэла совпадёт с раскрытием заговора, кто-то может заподозрить, что это награда за услугу определённого рода. Ни к чему вдобавок награждать юриста ещё и совершенно не нужными ему врагами.

Расчёты, расчёты... Когда он в последний раз делал что-то по зову сердца, просто потому, что так захотелось? Когда в последний раз был искренен? Гирхарту вспомнился один его давний разговор с Таскиром, ещё в те времена, когда две повстанческие армии были вместе, но уже ясно было, что их пути вот-вот разойдутся. Тогда Таскир упрекнул Гирхарта в нечестности по отношению к своим людям, которые для него - не более, чем жертвенные овцы, и он, как обученный баран на бойне, ведёт их под нож ради одному ему ведомой цели. Тогда Гирхарт лишь усмехнулся в ответ: "Честность, Таскир? А когда мы, скажи на милость, были честны? Когда планировали массовый бунт, чтобы, заслонившись чужими телами, выиграть время? Или когда ворвались в наш барак с криком, что нас раскрыли и сейчас повяжут, чтобы убедить наших товарищей, что обратный путь закрыт? Честность... Не поздновато ли ты вспомнил о честности?"

В общем-то, Таскир был прав, конечно. Людей Гирхарт и тогда, и сейчас, оценивал лишь с точки зрения полезности для своего дела. Тот же Каниэл для него ценен и преданностью, и деловыми качествами, и именно поэтому и симпатичен. Но повернись обстоятельства иначе, потребуй интересы государства им пожертвовать, и Гирхарт сделает это. Разумеется, он постарается найти какой-то иной выход, обидно терять столь полезного человека, но если окажется, что так будет выгоднее всего...

Кстати, о честности... Сможет ли Лавар простить себя за нарушенное слово? Он, Гирхарт, так и не простил себе смерти Таскира, даже несмотря на то, что Боги его оправдали. На каждую годовщину его гибели он устраивает большой поминальный пир и приносит жертвы. Уже пять лет. А ведь теперь он старше Таскира - тот не дожил до сорока двух. А Эверу, последнему, кроме Гирхарта, кто остался в живых из их пятёрки, не меньше пятидесяти, он был старше их всех. Он вежливо уклоняется от приглашений на поминки под предлогом устройства собственных. Но на годовщины коронации всё же приезжает.