Нравится аборигенам, что государь всем заморским закускам предпочитает большущую сковороду карасей, до хрустящей корочки прожаренных, да картошки в мундирах и капусты квашенной под водочку. Просто, по походному, а заглавное блюдо — суп-уха утиная, которую непривычные баре есть не могут, ибо дичиной сильно воняет сей супчик, а царь-батюшка всё добавки требует…

Отдохнули славно, как только градоначальник и гласные Думы Ачинска узнали о грядущем расквартировании в их городе воздухоплавательного батальона, сразу же захотели для господ офицеров поставить новую улицу и просили дать ей название.

— А чего тут думать? Офицерская!

— Так есть уже Офицерская улица, ваше величество.

— Да? Это вы поторопились! Ладно, шучу. Быть в таком разе той улице — Атмосферной! Есть кто против? Нет? Ну и славно!

Озадачив местный истеблишмент новым словечком, велел сворачиваться и гнать до города.

Императорскую чету разместили в добротном двухэтажном кирпичном особняке купца Терентьева, её величество лишь недовольно фыркнула, когда развесёлый супруг с помощью верных конвойцев с матами-перематами снимал сапоги, разя на весь немалый дом ядрёным перегарищем. А когда ещё расслабиться человеку, как не в родных краях?

— Константин, ты много выпил, проснёшься в семь часов утра?

— Любимая, да какая разница, проснусь вовремя, не проснусь. Дождут императора, делов то!

Впрочем, милая Сандра совершенно зря переживала. Наложение «матриц» одарило не только исключительной памятью, но и способностью пить «за двоих» причём, абсолютно без последствий!

Пятого июля 1866 года, в половине десятого утра от вокзала города Ачинска на Красноярск отправлялся «царский поезд». Казалось, все жители Ачинска и окрестных деревень запрудили привокзальную площадь, провожая Константина Николаевича и Александру Иосифовну. Внезапно из вокзала выскочил молодой человек и, сжимая в руке нечто, побежал к императору. Ротмистр Сиводед, доселе изображавший в толпе франта-приказчика в прыжке, которому позавидовали бы что Яшин, что Акинфеев, сбил непонятного злоумышленника и самоотверженно накрыл собой, в ожидании возможного подрыва бомбы. Сверху на ротмистра рухнули унтера Матвеев и Епишин, также натасканные на противодействие террористам-смертникам. И хотя народ тщательно проверяли перед пропуском на площадь (злые языки гнусно клеветали, утверждая, что дамы в пропускных кабинках даже расстраивались, что их «щупают» не красавцы-гвардейцы, а некие мымры женского пола, служащие при императрице) полусотня конвоя обнажив шашки начала отжимать толпу от поезда.