– Да что же это за наказание такое: где какая неподобь – так сразу Телятевский! Слушай, Корнилий: что хочешь делай, но этого мерзавца добудь мне!

– Может, лучше Владислава?

– Да ну его к черту, этого Владислава. Как пришел, так и уйдет, а вот этот треклятый Телятевский мне уже в печенке сидит!

Над златоглавой Москвой плыл густой, просто обволакивающий, колокольный звон. В дни праздничные его называли малиновым, но сегодня жителей стольного града он совсем не радовал. Во всех соборах, церквях и монастырях денно и нощно служили литургии об одолении супостата, но привычные молитвословия не приносили успокоения душам верующих. Откуда-то взялось огромное количество юродивых, бродячих монахов и просто кликуш, сулящих разные беды москвичам. Те с тоской вспоминали Смутное разорение и торопливо крестились. Один из юродивых даже кричал, что все беды посланы Господом оттого, что москвичи отказались от крестного целования королевичу Владиславу и выбрали безбожного немца. Случившиеся неподалеку стрельцы недолго думая стали вязать крамольника. Правда, толпящимся вокруг простым людям не больно-то понравилось, что пришлые ратники хотят имать божьего человека, и они встали на его защиту.

– Чего творите, окаянные, – кричали они, – как воевать, так вас нету!

Стрельцы поначалу смутились, но затем, повинуясь приказу десятника, все же попытались оттеснить местных и схватить юродивого, однако того уже и след простыл.

За всем этим с тревогой наблюдали пришедшие в Новодевичий монастырь женщины. Старшая из них – Авдотья Пушкарева, торопливо перекрестилась и с тревогой сказала дочерям:

– Гляньте, что делается! И чего я вас послушалась да пошла сюда… В слободской церкви бы и помолились.

– Полно тебе, маменька, – возразила Мария, – кругом караулы крепкие – стрельцы да дворяне, никакой татьбы не допустят.

– Да что же ты матери перечишь, оглашенная! – возмутилась стрельчиха и повернулась еще к одной участнице похода: – Хоть вы ей скажите, боярышня!

Алена Вельяминова, к которой она обращалась, в ответ лишь вздохнула и кротко ответила:

– Ничто, поставим свечи к чудотворной иконе и пойдем. Оно и вправду тревожно в городе.

Сестра всесильного окольничего, по своему обыкновению, была одета как простая зажиточная горожанка и ничем не выделялась на фоне семейства Пушкаревых. Пожалуй, что Глаша с Марьюшкой были и понаряднее. С отъездом брата на войну присмотр за ней стал не таким строгим, однако помня обещание, данное Никите, одна она больше не ходила. Разве что в церковь. Отстояв службу, женщины собрались было уходить, но тут им путь преградила послушница.