– Повторяю, союз чисто оборонительный. Если любой из его участников вздумает сам затеять войну, то другой волен присоединиться к нему или соблюдать нейтралитет. Не думаю, что у императора найдутся возражения против подобной формулировки. Кроме того, я готов оказать вам помощь, если вы вдруг решите восстановить свой суверенитет над вольным городом Брауншвейгом.

– Это очень заманчивое предложение, но о какого рода помощи идет речь?

– Я говорю о радикальном решении вопроса. У меня есть некоторое количество специалистов по проведению подобных операций. Надеюсь, все присутствующие слышали о таком в Смоленске, Риге и Азове?

– Да. Слава о вашем искусстве гремит по всей Европе. Пожалуй, мы с благодарностью согласимся принять эту помощь. Правда, брат?

– Конечно.

– Замечательно. Таким образом, остается третье условие. Вы оба должны будете передать моей матушке некоторые земельные владения, которыми она будет вольна распоряжаться по своему усмотрению. В конце концов, именно она – пострадавшая сторона.

– Собираете приданое для своей… дочери? – осклабился Юлий Эрнст, все же не решившийся назвать ее приблудной.

– А вот это не ваше дело, любезный. Хочу сразу заметить, что условия либо принимаются, либо нет. Никакого торга не будет.

– И как велики эти «некоторые владения»?

– Могу сказать лишь, что они значительно менее ценны, нежели город Брауншвейг. Итак, ваше слово?

– Вы не оставляете нам выбора!

– Увы. Не я затеял это гнусное дело, дядюшка. Так что вам грех жаловаться.

– Ладно. Мы согласны.

– Вот и славно. Теперь давайте вернемся к нашему злоумышленнику, он, вероятно, уже заждался.

– Но мы ведь еще не условились о виде казни…

– Что, простите?

– Ну как же! Надо определиться с выбором места, высотой костра, оказанием милости…

– Милости?

– Имеется в виду, следует ли сжечь отравителя живьем, или оказать милость предварительным его удушением, – со знанием дела пояснил мне герцог Август, бывший большим специалистом по искоренению колдовства в своем герцогстве. – Неужели вы никогда не слышали об этом? Или, может быть, в Москве это происходит как-то иначе?

– Что тут скажешь… – сокрушенно вздохнул я. – Вы не представляете себе, господа, как мы отстали от просвещенной Европы в этом вопросе![122] Так что я бы удовольствовался простым повешением негодяя.