Обходядя свое заведование, Сосо опорожнил наполовину заветную фляжку любимого коньяка «Греми» и начал подумывать, где бы устроиться покимарить, поскольку в сторожке, как на грех, его коллега решил уединиться с кем-то из запорхнувших на огонек представительниц прекрасного пола — сегодня была его очередь. Оставшиеся варианты не сильно нравились. У кошек — воняет. У обезьян — шумно что днем, что ночью. В любимом аквариуме — профилактика, как бы не побить там колбы всякие и прочие стекла… Так нелегкая и занесла Сосо в серпентарий. К змеям. А что? Тепло, тихо. Диванчик даже есть кожаный, надежный, середины прошлого века…

Одним словом, устроился он вполне сносно. Допил вторую половину живительного напитка, свет везде притушил, только лампочки подсветки в вольерах горят, да и залег на боковую.

Сколько ему удалось поспать — история о том умалчивает. Той ночью вдруг приснилась Сосо старушенция из заслуженных зоопарковских ветеранов, с ее рассказом о пропавшем без вести пару лет назад здоровенном щитоморднике. И «испарилась» сия гадючина как раз из дальнего вольера в этом зале…

Проснулся наш бедняга в холодном поту, окруженный со всех сторон шипящими эфами, гюрзами, гремучниками, кобрами и прочими смертельно ядовитыми гадами. Причем накативший страх был такой силы, что буквально парализовал его так, что ни рукой пошевелить, ни голову повернуть. А шипение-то и вправду доносилось со всех сторон не шуточное: кто знает, что в эту ночь побеспокоило зубастых чешуйчатых, может быть раскатистый храп незадачливого сторожа? Как сам Сасо признался, такого ужаса он не испытывал никогда в жизни, не сразу и поняв, что подползающие к нему змеи — всего лишь плод его богатого воображения во сне. «А ведь, до инфаркта или инсульта мнэ, наверна, минута-две оставалась…»

Сегодня, поймав на себе ЭТИ взгляды царских дядьев, Вадик по-настоящему осознал, что мог почувствовать тогда бедолага Сосо. Проснувшись ночью, один… в серпентарии…

* * *

Едва лишь за последним из депутатов закрылись двери на лестницу, Николай быстрым шагом пройдя через всю залу прямо к Вадиму, совершенно неожиданно для подавляющего большинства окружающих, за исключением разве что Дурново и Ширинкина, заявил: «Ну что ж, Михаил Лаврентьевич, я готов. Отец Иоанн только что прибыл, просите господина Фридлендера включать там все: мы начинаем, как и договорились». После чего подозвав к себе Фредерикса и Гессе, направился в Кавалерский зал.

Когда через четверть часа из подъезда Зимнего начали выходить первые представители рабочей депутации, над главными воротами дворца распахнулись настеж балконные двери, и перед народом и войсками предстал Государь Император. Рядом с ним были лишь отец Иоанн Кронштадский и несколько молодых флигель-адъютантов. Николай был в светло-серой офицерской шинели с полковничьими погонами на плечах и легкой фуражке вместо подходящей по погоде зимней папахи.