- Все нормально, - отмахнулся Будищев. – Люди важнее шмоток.

- У вас были деньги в вещах?

- Немного.

- Да, припоминаю, ревизор Заславский передавал какой-то опечатанный пакет доктору Щербаку. Скорее всего, они в нем, но Александр Викторович теперь оперирует. Что же касается прочих вещей, то я сейчас распоряжусь, и вам их выдадут.

- Благодарю, - кивнул Дмитрий. - Стыдно признаться, но жрать хочется больше чем в Америку, а просить у маркитантов в долг как-то не комильфо.

- Вы желаете перебраться в Америку? – удивленно переспросил доктор.

- Шучу, Владимир Андреевич, шучу. От голода.

- Никогда не понимал вашего чувства юмора, - отбросил докуренную до мундштука папиросу врач и извиняющимся тоном добавил, - к сожалению, не могу вам ничего предложить. Разве что вечером…

- Не беспокойтесь, - отмахнулся прапорщик. – Теперь не пропаду. Кстати, а какого черта мое барахло вообще взялись описывать и складировать?

- Порядок такой, - пожал плечами Студитский. – При гибели офицера его вещи собирают, для отправки родным. У Мамацева хоть жена рядом, об имуществе Магалова и прочих позаботились в полку. Ваши отнесли к нам.

- А я тут причем?

- Прошел слух, что вас убили, - развел руками врач и поспешил вернуться в операционную.

- Не дождетесь, - пробурчал ему вслед Будищев.

Через пару минут к ним с Федором вышел фельдшер, в котором они тут же узнали Барнеса.

- Как я рад, господин прапорщик, что вы живы! – расплылся в любезной улыбке Марк. – Ей богу, даже если бы я узнал, что жив кто-то из моих родственников, я и то бы обрадовался чуть меньше.

- Это почему так? – удивленно поинтересовался Шматов.

- Ах, Федя, - горестно вздохнул сын многострадального еврейского народа, – если бы ты хоть чуть-чуть знал моих родственников, то не спрашивал сейчас.

- Неужто они такие худые люди?

- Не все, - не стал отпираться Барнес. – Вот моя покойная мама, при жизни была – золотой человек, а маленькая сестренка и вовсе настоящий ангел. Да только вряд ли она жива теперь, упокой Господи их души.

- Не каркай! – нахмурился Дмитрий.