– Как? – поинтересовался Тимофей, подправляя горизонтальную наводку «жаба».

– Нормально. И затвор плавный, – похвалился водитель и пульнул еще разок.

– Тима, подходят. По левому штриху, – предупредил сверху Торчок.

Что ж, «жаб» был готов: плита-опора наклонена чуть вперед и подкопана, белая метка наводки на стволе видна четко. Тимофей протер крышку лотка с минами, открыл… Минометные снаряды, в темноте схожие цветом на запекшуюся кровь, ждали.

– Давай, Тимоха! – спокойно сказал Павло Захарович с крыши. – С Богом!

Сержант Лавренко нежно вынул первую мину. Конечно, без пристрелки не полагается, но мы не особо минометчики, а штаб дивизии не ротная траншея.

Мина ушла в ствол мягко, чисто. Тимофей толкнул рычаг спуска. «Жаб» с готовностью хлопнул.

– Добре! – сообщили сверху. – На ноготь правее…

Подправили, ушла вторая мина…

… Лоток, еще… уходили мины… «Правее штрих!», «туда еще одну!», «ближе два пальца!», «еще дай!» – командовал сверху Торчок. Понятно, указания смехотворные, но Тимофей человека на крыше знал давно, точное понимание имелось.

Сунулся подавать мины Сашка – был послан – тут нужны нежность и сосредоточенная механика движенья. Кто-то кричал за спиной, что-то требовал – сержант Лавренко не отвлекался, слушал только Захарыча. Мины ложились в ладонь с готовностью, чуть шероховатые, одновременно лоснящиеся. Аккуратненько – не быстро и не медленно – в ствол, мягкий удар ладони по спуску, хлопок… Следующая… «Ближе на палец»… это нехорошо, предпоследняя отметка – это сотня метров…

И лоток предпоследний…

– Тимка, рядом уже! – кричал Сашка, лихорадочно клацая затвором. – Отходить надо!

– Сворачивай, Тимоха, – сказал сверху Павло Захарович. – Драпаем, ибо зажмут.

– Понял! – сержант Лавренко закрыл начатый лоток.

Торчок бахнулся-скатился сверху, схватили манатки, побежали. Лежали убитые штабные бойцы, горел дом. Вроде огонь вели всего минуту, а как оно все… «Жаб» покачивался в руке, словно старался полегче стать – не хочет назад к фашистам.

– Ложись! Ложись! – яростно кричали из-за разбросанных шпал.

– Падай! – крикнул Тимофей, роняя «жаба» и перебрасывая из-за спины автомат.

За изгородью мелькнули каски – до боли знакомые, вечно-чужие. Тимофей открыл огонь, целясь по едва угадываемому движению во тьме. Ствол ППШ искрил, давал плотного огня – все ж хорошее, удобное оружие. В ответ вроде тоже стреляли, сержант Лавренко инстинктивно вминался подбородком в землю за опорой опрокинутого «жаба».