Последняя… эх, пошла, красноватая фройляйн…

– Тикаем, Тима, тикаем! – уже почти в голос кричал Торчок.

Тимофей с облегчением отпихнул опустевший лоток, развернулся на животе, волоча за собой «жаба».

– Брось, Тима! Ну его в дупу! Рядом фрицы! – Торчок выпустил длинную, почти в «рожок», очередь.

– Да щас! – Тимофей пихнул обиженного «жаба» в воронку, свалил сапогом на миномет комья земли…

Теперь ползлось куда живее. Блистала от близких и далеких выстрелов тьма, оглядываться было незачем – и так чуялось, что вот-вот…

…Позиции штабного резерва опустели. Лежали убитые, дымились воронки, только в стороне строчил «дегтярев», оттуда что-то крикнули…

Ждал капитан Изванцев с последним прикрытием.

– Вот же… спокойные вы, как та черепаха. Отходим! Живо, живо!

Тимофей все же оглянулся. Лежал навзничь штабной сержант, очки зацепились за одно ухо, отблески вспышек в стеклышке играют. Отсчитал свои финансы парень…

К трем часам ночи станция была сдана. Наши держались лишь у трех крайних зданий железнодорожных служб. Минометы немцев, бьющие прямой наводкой зенитки не давали поднять головы. Обнаглевшие бронетранспортеры открыто катались по лугу, особенно досаждал один с малокалиберной автоматической пушкой.

Дело было совсем худо. Ползая за патронами, Тимофей видел лежащего в окопчике с автоматом генерал-майора – если комдив в цепи, значит от всей обороны полдыха и осталось. Главное, и люди пока есть, и патроны с гранатами, но позиция такая, что… Остается только ругаться и держаться.

Но было и хорошее: у пункта боепитания столкнулись с Сергеевым – тот набивал вещмешок пачками патронов. Обрадовались.

– Родичи, что ли? – поинтересовался раненый в ногу боец, вкручивающий запалы в «лимонки».

– Почти!

Немцы вновь усилили минометный огонь – понятно, сейчас атакуют. Тимофей забрал у убитого бойца винтовку и три обоймы, тщательно целясь, стрелял по вспышкам. Остальная опергруппа берегла патроны, кратко переговариваясь, готовила гранаты и прикидывала, как оно будет в конце. Было понятно, что немцы сомнут. Отступать было некуда, за соседним полуразбитым домом сидели радисты с рациями, дальше раненые, а немецкий бронетранспортер подъезжал метров на двести, нагло лязгал, строчил из двух пулеметов.