… буду многозначительно молчать, ронять обрывки слов и тайн, да надувать щёки. Потому, что и сам не знаю, а что же, чорт побери, отвечать?!

Правду?! Не поверят, ибо репутация у меня своеобразная и местами, прямо скажем…

… преувеличенная. Не у всех, и скажем даже – сильно не у всех, но не суть важно – сам ли я такой гениальный, или за мной стоят некие таинственные Силы из Закулисья, но даже если я криком буду кричать, что интриги, это не моё… Не поверят ведь, ей-ей не поверят! Я бы и сам не поверил, потому что было, было! Ну не доказывать же теперь, что я просто…

… развлекался?

Желание поиздеваться над официозной прессой Российской Империи обернулось неожиданно ярким финалом. Легко, без натуги – так, будто злая моя шутка легла в готовые и уже запылившиеся шаблоны, придуманные невесть кем.

На моей стороне сыграл мистицизм общества и его жажда необычного, яркая и очень детская, с готовностью внимающая чудесам йоги, пророкам, медиумам, и…

… моя инаковость. Другой-Я подсказывает иногда неожиданные ходы, да и мышление моё изрядно отличается от здешних канонов.

Впрочем, порой и самому кажется, что в моём появлении здесь есть толика мистического, притом немалая. И некая высшая Сила, оставив свободу воли, использует меня как катализатор, ускоряющий реакцию общества. Но…

… я предпочитаю об этом не думать.

* * *

Тифлис по весне необыкновенно хорош, воздух в нём напоён ароматами цветущих деревьев, несбыточных надежд и вечной юности, задорной и нагловатой. Церкви и монастыри, возвышающиеся на скалах, в подрагивающем прозрачном воздухе кажутся порой парящими в поднебесье, будто ещё не Там, но уже и не Здесь.

Скинув с узких улочек зимнюю грязь и слякотность, город облачается в княжескую чоху[88], сотканную из молодой зелёной травы и цветущих деревьев, растворённых в солнечном свете. Расправляет Тифлис рукава дорог, поводит плечами гор, и озирается, полный беспечных надежд и задора.

Месяц-другой, и его придавит гнётом летней жары, а зелёные одеяния пожелтеют и иссохнут щетиной репейника…

… но это потом! А пока древний, но вечно юный город подобен беспечному молодому щёголю, не утруждающему себя размышлениями.

Что с того, что прадедовская чоха требует штопки и заплат, а сапоги прохудились?! Он молод, силён, хорош собой, и от него пахнет не летним потом, пылью и раскалёнными от жары камнями, а луговым разнотравьем!

Бурчание голодного живота – не повод для уныния, и всё само собой образуется. Как-нибудь!

Дребезжа электрическим звонком, по улочке прокатился трамвайчик, едва не прижимаясь к стенам домов. С нависающих над путями веранд свисает сохнущее белье, едва не касаясь проводов, но ни владельцев домов, ни прохожих это ничуть не тревожит.