Гонец не прискакал, поэтому мы погрузились на суда и отправились в составе большого каравана в плавание через пролив Отранто, а потом по суше добрались до Афин. Что интересно, ночевали в тех же пунктах, что и много веков назад и много веков вперед. Торговые пути изменяются только при переходе на другой вид транспорта. Пока что ездят на арбах, запряженных волами, которые в, так сказать, экономичном режиме движутся со скоростью километра четыре в час, поэтому и остановки на ночь делают в тех же местах, что и предшественники, где издревле появились поселения, чтобы обслуживать их.

Все состоятельные люди в нашем караване везли с собой серебро. В Косматой Галлии купец Кайден, мечтавший накопить на галеру и заняться морской торговлей, рассказал мне о самом прибыльном сейчас бизнесе — обмене драгоценных металлов. На Апеннинском полуострове и близлежащих регионах было много серебра, поэтому его обменивали на золото по курсу десять-двенадцать к одному, а в Малой Азии, на Ближнем Востоке и в Египте много золота, поэтому серебро там шло в среднем по курсу пять к одному. Оба металла занимали мало места и приносили большую прибыль. Доходнее были разве что торговля пурпуром и благовониями. Я тоже решил навариться, поэтому еще в Кабиллоне обменял на серебро все золото, что у меня было. В тех краях курс был даже выгоднее, чем в Риме, порой доходил до пятнадцати к одному. Сундук с серебром, ставший почти неподъемным, стоял в моей арбе, и кто-нибудь из членов семьи или Гленн, или Бойд, не считая двух собак, привезенных из Галлии, постоянно присматривал за ним.

В Афинах проторчали десять дней. Там нас все-таки догнал легат Гай Помптин. После чего мы пересекли Эгейское море, задержавшись на острове Делос на два дня, чтобы переждать сильный северный ветер, и двадцать второго июля прибыли в Эфес. С тех пор, как я был здесь вместе с армией Александра Македонского, город сместился вглубь материка, подальше от заболоченных участков, образовавшихся из-за заиливания реки. Мы высадились и под охраной когорты вспомогательных войск отправились дальше по суше. Марк Туллий Цицерон укачивался и, как большинство римлян, боялся моря, поэтому, несмотря на потерю времени, при первой же возможности менял судно на свою кибитку.

За время пересечения Эгейского моря я отдохнул душой. Свежий морской воздух продул меня снаружи и внутри, освободил от накопившегося на суше мусора. Плеск волн казался мне самой красивой музыкой. Да и места были знакомые. В каких только ролях не бывал я здесь! Теперь вот непонятно кем в свите бездарного поэта и полководца, который в свою очередь в свите бездарного наместника. Жизненный опыт подсказывал мне, что администратор из Марка Туллия Цицерона такой же, как философ. У него будут правы все, кто бы что ни делал, и сам тоже будет прав.