Как только упал центурион, видимо, командовавший когортой, и его приметный шлем исчез из поля зрения подчиненных, желание погибнуть за римский народ сразу же пропало у многих.

— Сдаюсь! — послышалось сперва редко, потом все чаще.

— Не убивать! Берем в плен! — крикнул я на языке германцев.

Повторять пришлось несколько раз, потому что многие германцы слишком увлеклись избиением слабого противника. Мы захватили сто двадцать семь человек, считая легкораненых — примерно треть когорта. Их тут же обобрали и отогнали дальше по дороге к арбам, на которые погрузили и быстро собранные трофеи. С убитых сняли даже стоптанные калиги, хотя покупателя на них вряд ли найдут. Когда добычи мало, забирают всё.

Четверть своих подчиненных я отправил под командованием Гленна сопровождать обоз и пленных к нашему мосту. Мой воспитанник — парень спокойный, рассудительный, задание как раз по нему. Это был редкий случай, когда и германцы так подумали и не стали требовать, чтобы командиром был их соплеменник, потому что воинов в отряд сопровождения отобрали по жребию. Все хотели остаться и продолжить сражение с таким слабым противником, а неудачниками может командовать и кельт.

Я отвел оставшихся германцев за поля, туда, где дорога, петляя, проходила между двумя холмами, поросшими маквисом. Нет, я не собирался заманить легион в засаду. Слишком крупная для нас добыча. Я давал помпеянцам возможность полюбоваться трупами соратников и представить, что их ждем в следующем узком месте. Они ведь не знают, сколько нас здесь. Пусть предполагают, что на левый берег Сикора переправились значительные силы противника. Мы всего лишь поможем им увериться, что так оно и есть.

До деревни легион шагал расслабленно, без разведки. Точнее, они были уверены, что впереди топает налегке когорта, которая предупредит их, если что. Пока не наткнулись на трупы. Простояли там в полной боевой готовности не меньше часа. Наверное, отправляли гонца с печальной вестью к Луцию Афранию и ждали его распоряжений. Не знаю, что именно приказал их главнокомандующий — только разведать или напасть — но легион в боевом порядке двинулся дальше.

Метрах в двухстах впереди шагали без строя болеарские пращники, десятков восемь. Римляне не ценят их, используют в той же роли, что и первобытный человек любимую женщины, заталкивая ее первой в необследованную пещеру. Во-первых, инородцы. Во-вторых, сказывается, как думаю, извечная неприязнь легионеров (тяжелых пехотинцев) к стрелкам. Пращники и лучники в рукопашную с ними не вступают, безнаказанно обстреливают с дистанции, что, знаю по себе, сильно бесит. Зато сами стрелки точно так же недолюбливают конницу. Их сильная сторона — быстрые ноги — ничто в сравнение с лошадиными. В чем сегодня они и убедились лишний раз.