— Мне не нужны советы этих проныр. Отправлю их к Ахилле, командующему египетской армией, чтобы узнали, что он задумал, точнее, что ему приказал Потин, — сообщил Гай Юлий Цезарь. После чего сказал мне: — Я вижу, тебя абсолютно не пугает то, что на нас идет вся египетская армия.

— А чего ее бояться?! — насмешливо молвил я. — Мы все равно победим.

— Клеопатра сказала, что ты умеешь предсказывать будущее, — поделился он.

— К счастью, боги избавили меня от такого наказания, — серьезно произнес я. — Просто в юности спас сына великого друида, и он рассказал мне кое-что, в том числе и о том, что ты победишь всех врагов.

— Ты знаешь, когда я умру? — спросил Гай Юлий Цезарь.

— Нет, — ответил я. — Может быть, друид говорил мне, но я не запомнил. Знаю только, что умрешь ты в Риме.

— А ты где и когда? — задал он следующий вопрос.

— Понятия не имею. Попросил друида не говорить мне это, — признался я и закончил шутливо: — Чем меньше знаешь, тем крепче спишь!

— Тоже верно, — мрачно согласился он, после чего, как обычно, махнул мне рукой: проваливай!

146

Ахилла даже разговаривать не стал с послами, приказал убить обоих. Что его подчиненные и сделали, но Диоскорид был всего лишь тяжело ранен. Свита привезли его и труп Серапиона в царский комплекс, чтобы у Гая Юлия Цезаря не было сомнений по поводу намерений командующего египетской армией. Убийство послов не считается у египтян совсем уж тяжким грехом. На то они и послы, чтобы живыми или мертвыми передавать послание. Сам факт убийства и является посланием — оскорблением отправившего послов. Это как плевок в лицо: вроде бы не больно, а простить нельзя. Ахилле теперь придется или убить Гая Юлия Цезаря, или найти убежище у его врагов, или погибнуть. Он это понимал, поэтому ночью, через услужливо открытые городские ворота, египетская армия вошла в Александрию и попробовал сходу захватить царский комплекс. Их ждали, встретив, как положено. Несмотря на многократное численное превосходство (по слухам противников около двадцати тысяч, в три с лишним раза больше, чем нас), попытка оказалась неудачной. На узких улицах все двадцать тысяч не развернешь и в бой не кинешь. Пришлось сражаться малыми отрядами, против которых римские легионеры, дисциплинированные и закаленные в боях, отбились без особых проблем. На следующие дни враги попытали счастье еще несколько раз и угомонились, перешли к блокаде.

Город оказался разделен на две неравные части: в меньшей, ядром которой служил царский комплекс, были римляне, в большей — египетская армия под командованием Ахиллы и примкнувшие к ним горожане. Впрочем, последние оказывали только моральную поддержку. Да и воины египетской армии особой доблести не проявляли. Костяк ее составляли легионеры Авла Габиния, в то время проконсула, наместника Сирии, который помог отцу нынешнего царя вернуться на трон и которому и были обещаны те самые десять миллионов денариев, которые сейчас пытался выбить Гай Юлий Цезарь. В основном это были кельты и германцы, но потом к ним добавились пираты, уцелевшие после рейда Гнея Помпея, и беглые рабы, которых служба в армии защищала от требований хозяев. Восемь лет они качали права, поддерживая того кандидата на престол, который заплатит больше, и грабили местное население, сильно деградировав в военном отношении.