Кстати, и в море тоже. Первой ее жертвой стал шкипер-сицилиец Аполлодор — коренастый бородач с такой густой растительностью на груди, что казалась продолжением бороды. Видели бы вы его ухмылку, с какой смотрел на меня в первый день плавания. Он еще не знал, что вошедшую во вкус женщину в одиночку не удовлетворишь, а уж нимфоманку и подавно. На второй день улыбка исчезла. На третий шкипер умудрился спрятаться от Клеопатры на либурне, где потайных мест нет в принципе. Его подменили подчиненные, как матросы, так и гребцы, и всем экипажем ублажили несчастную женщину.

К Александрии мы подошли со стороны открытого моря, поэтому не подверглись досмотру галер из флота царя Птолемея. На входе в гавань я посигналил германцам, которые по моему приказу дежурили на ближней башне. Они сообщили о моем прибытии Сигимар, который с отрядом в две сотни всадников встретил нас в порту, приведя и моего коня.

По легенде Клеопатру доставили к Гаю Юлию Цезарю завернутой в ковер. На либурне ковра не нашлось, а перед отплытием я как-то забыл о нем, не прихватил, поэтому обошлись большим мешком, в который раб шкипера укладывал на день его постель. К счастью, царица мала ростом и не толста, поместилась в мешке свободно, только ступни торчали наружу. Аполлодор на руках быстро и со счастливой улыбкой перенес царевну с либурны на берег и усадил на Буцефала позади седла. Клеопатра обхватила меня за пояс, и мы поехали во дворец. Даже через грубую мешковину я чувствовал ее энергетику, из-за которой сразу загорелся желанием.

Через ворота мы проехали шагом, а на улице, ведущей к дворцовому комплексу, перешли на галоп. Не из-за царицы. Германцы всегда так носились по улицам Александрии, напоминая мне гонки мажорных сынков по Рублевке. Ничто так полно не выражает презрение к окружающим, как лихачество на улицах города. Германцы, по крайней мере, презирали чужой народ.

Возле входа во дворец я остановился и крикнул охране, чтобы сообщили Гаю Юлию Цезарю, что прибыла царица Клеопатра. Сигимар помог ей спуститься на землю и снять мешок. Судя по тому, как его небритая рожа сперва скривилась от удивления, а потом расползлась в ухмылке, его по ходу дела оценили и, видимо, тоже сказали: «Ого!». Мои ему соболезнования!

Гай Юлий Цезарь вышел встречать Клеопатру со свитой из полусотни человек, в которой был и ее младший брат, муж и соправитель Птолемей. Это был тщедушный юноша с впалыми щеками, абсолютно не похожий на сестру. Мне говорили, что у них разные матери. Похожими были только длинные носы. Время от времени он покашливал сухо и коротко. Если бы Египет не был страной с жарким сухим климатом, я бы решил, что Птолемей болеет туберкулезом. Вполне возможно, что даже климат не помешал ему подцепить эту заразу. В постели он, скорее всего, никакой, поэтому и возненавидел сестру-жену. Пока Гай Юлий Цезарь с чрезмерной витиеватостью приветствовал Клеопатру, Птолемей демонстративно смотрел в другую сторону, на двух молодых рабов, стройных и мускулистых, которые голяком рыли канаву. Египтяне, живущие в городах, теперь редко расхаживают так, а вот в деревнях еще предпочитают по старинке беречь одежду и рабам редко изготавливают ее. Рядом с Птолемеем стоял полный мужчина с обрюзгшим, безволосым, бабьим лицом, наверное, евнух Потин, который с таким же интересом любовался этими рабами. Я подумал, не привил ли евнух своему подопечному гомосексуальные наклонности, выступая в роли наложницы? Впрочем, развлечения с мальчиками, юными и не очень, сейчас считаются чем-то вроде учебного тренажера перед семейной жизнью.