— Павел Артамонович, дорогой вы мой человек. Ну что же вы как в осаждённой крепости то живёте? Ну, какая шайка осмелится напасть на такую «Бастилию». Не во Франции чай, проживаем.

— Константин (я ценил честного и ответственного Забелина и ещё будучи подростком настоял, чтобы в приватной обстановке он звал меня по имени) поверьте, устал, истончал душой. Не дай Бог не уберегу сокровища. Высасывает золото душу из человека. Высасывает.

— Бросьте, Павел Артамонович. Вот супруга ваша — весёлая и жизнерадостная женщина. Офицеры охранной роты, красномордые здоровяки…

— Ах, Константин. Да они просто не понимают, не знают, какие суммы здесь хранятся, не зря же сундуки с камнями регулярно вывозим и в сторону Владивостока и Санкт-Петербурга, сбивая с толку возможных соглядатаев. Да и настоящее золото под сильной охраной уходит в столицу.

— То есть, настоящую цифру знаем только мы с вами?

— Да, конечно!

— А вдруг да найдётся умник, который сможет вычислить, пусть и примерно, прикинув доходы от золотодобычи по губернии, мою долю, учтёт вывезенное…

— Это вряд ли, Константин. Но в городе считают, что золота у нас на два или три миллиона. И ради такой суммы соберётся огромная ватага разбойников со всей Сибири каторжной.

— Так незаметно и соберётся? Вряд ли. Покажите лучше, дражайший Павел Артамонович отчёты по снаряжённым северным экспедициям. Я всё-таки возглавляю, хоть и формально, Русское географическое общество, надо не оплошать, отчитаться перед наставником в морской науке, Фёдором Петровичем Литке, который эти годы за меня отдувается на заседаниях…

Глава 26

Глава 26

В Красноярске пробыл восемь дней. Помимо встреч с губернскими чиновниками и купечеством пообщался и с переселенцами. Как раз большой обоз, в сотню саней (двести восемьдесят взрослых и ребятишек) направлялся на Амур.

Снарядили в дальние края крестьян, лучшей доли ищущих, неплохо. Однако, когда переговорил со старшим партии, немало неприглядных фактов выяснилось. Так, помещики Московской и соседних со старой столицей губерний, едва узнали, что в зачёт рекрутской повинности можно выставлять двух переселенцев вместо одного рекрута, сплавили к брату Саше, коль цесаревич сим вопросом занимался, всех горьких пьянчуг, даже с семьями отдавали. Резон крепостников понятен — нищету, от которой одни убытки погнать из деревни, освободившуюся землю перераспределить среди более-менее справных хозяев. С общины опять же нагрузка снимается по подкармливанию горемычных семей, чьи главы изрядно закладывали. И план по рекрутам исполнен и от обузы освободились — пускай голь перекатную сыновья императора далее содержат.