– Двадцать лет, – протянул я задумчиво. – До тридцать седьмого, значит.
– Примерно да, – кивнул Вадим. – Соответствует.
– Это надо осмыслить… Внешне выглядит логично. Но, – встрепенулся я, увидев слабое место, – разве это «принятие» населением не хуже искренней веры? Оно же часто будет неискренним, поверхностным, может легко смыться в моменты кризисов.
– Приятно видеть, что у нас еще есть мыслящая молодежь, – отвесил мне Вадим комплимент. – Есть такое дело… Массовая идеологическая работа нацелена на то, чтобы охватить хоть как-то максимально широкий круг граждан. А вот дальше включаются два самостоятельных механизма: подражания и самоубеждения. Когда все вокруг хотя бы напоказ следуют доведенным и принятым нормам поведения, это уже большой плюс, они постепенно действительно становятся
– У нас – нет! – с надеждой в голосе пискнула Тома.
– А с тобой я завтра поговорю, – пообещала мама и недовольно посмотрела на меня.
Тома сникла. Я откинулся на спинку стула, чувствуя, что уже не в состоянии продолжать осмысленную дискуссию. В голове шумело все сильнее, стол начал ощутимо покачиваться.
«Пока все пьют, – мелькнула мысль, – надо дойти до двери – и на улицу, на холодок».
– За Тому, – веско произнес дядя Вадим. – Красавицей и умницей она уже стала, теперь пусть станет счастливой!
Стопки взлетели ко ртам. Я, покачнувшись, осторожно выполз из-за стола и сделал несколько нетвердых шагов к двери.
– Андрей! – раздалось сзади.
Я оглянулся, держась за косяк. Дядя Вадим поставил стопарик и, глядя на меня неожиданно трезвыми глазами, сказал:
– А где ты не прав с единомыслием, мы в следующий раз поговорим. Если он будет.
– Я постараюсь. – Скользнул глазами по Томе и вылетел за дверь.
Позорище… С бокала шампанского и двухсот граммов наливки… Проклятущий возраст!
С пылающими от позора щеками, я, покачиваясь, вышел на крыльцо и присел на верхнюю ступеньку, приобняв для устойчивости столб. Попытался выговорить вслух «Джавахарлал Неру» и, огорченный результатом, задремал.