— Большевикам? — усмехнулся Максим и покачал головой. — Я служу только стране. И давай прекратим ненужный разговор. Скоро все изменится.

— Что, и Польша возродится? — ой, как язвительно прозвучал следующий вопрос.

— Да, но не сразу, и не Речь Посполитая «от можа до можа». О ней начнут грустить лишь безумцы.

Чесновицкая в изумлении опустилась рядом с ним.

— Значит, я права. Ты не тот, за кого себя выдаешь!

— Ну, скажем так, я еще и готовлю – улыбнулся Максим, подбирая подходящую фразу. — Мы завтра идем в Дом Красной Армии, там будут и москвичи. Как бы мягче и деликатнее выразится… разогреваться перед концертом.

Она понимающе улыбнулась. Банкеты богемы для нее не новость. Но чтобы так было и у русских?

— Как меня туда пустят? — попасть в красивый дом, что недалеко от вокзала – проблема неразрешимая. Пускают советских работников, командиров Красной Армии и офицеров вермахта. Ну, и особ женского пола – жен, или кого благородные доны соблаговолят пригласить. — Ты пойдешь со мной?

Ненашев хотел развести руками. Мол, куда денешься с подводной лодки, но опомнился.

— Сначала скажи, ты твердо решила покинуть Брест?

— Разве ты сможешь мне помочь? В Германию меня не пустят, да и я не хочу их видеть. Меня не пустят через вашу старую границу.

— Слишком много вопросов, а решение одно. Или да, или нет.

— Да. Но ты мне не жених. Даже если об этом грезит мама.

— Поздно! — Ненашев показал ей новенький паспорт. Да, как же улыбался Елизаров. Мол, теперь ты у меня в долгу и на крючке.

«Вот он какой! — она скрестила руки на груди. — Все за меня решил».

Надо дать ему пощечину, резко встать и уйти. Но это единственный способ покинуть Брест в пассажирском, а не в товарном вагоне.

— Почему это для тебя так важно?

— Не будем говорить обо мне, хорошо?

— Я должна уезжать одна?

— Нет, вместе с мамой. Завтра.