— Вспомни, что Васса сказывала, — возразил было ведьмак. — Вспомни и помысли — не потому ли она тебе про другую дорожку поведала, что от ентих глупостей остеречь хотела?
— Может, и так, — согласился Константин. — А может, и не совсем. Я сейчас, пока ребятам рассказывал, про другие ее слова вспомнил. О рассвете, который за сумерками приходит.
— Или ночь, — заметил Маньяк.
— Или ночь, — эхом откликнулся князь. — Но это мы еще поглядим, — зло пообещал он кому-то невидимому. — К тому же лучше пусть ночь, чем жить в вечных сумерках. Знаешь, как один великий царь развязал сложный узел? Рубанул его мечом, и вся недолга.
— То узел, а то Хлад, — не унимался ведьмак. — Попробовал бы он тут рубануть, а я бы на него посмотрел. И супротив кого ты меч собираешься обнажать?
— А я голыми руками.
И в этот самый миг из глухой темноты донесся стон Николки. Прозвучал он так отчетливо, будто спецназовец находился совсем рядом.
— Подтверждает, — заметил Константин. — Ну, все. Идите.
— А попрощаться, — заикнулся было ведьмак, но тут же получил увесистый тычок в бок от стоящего рядом воеводы.
— Русские князья так просто не помирают, — почти ласково пояснил Вячеслав и, приняв командование на себя, распорядился: — Всем кру-у-у-гом! К раненому шаго-ом марш!
И столько властной уверенности прозвучало в этом голосе, что оба его спутника послушно развернулись и направились к Николке. Вячеслав, уходивший последним, обернулся, внимательно посмотрел на друга и удовлетворенно кивнул:
— Удачи тебе. Хотя сдается мне, что б ни случилось, а свое сражение ты уже выиграл… Рюрикович.
— Пока еще нет, — вздохнул Константин, не поняв друга.
— С самим собой, — пояснил тот.
— А Хлад?
— Себя одолеть тяжелее всего, — улыбнулся ободряюще воевода.
Дождавшись, пока друг скроется в непроглядной темноте, Константин неторопливо улегся на мягкую, пружинящую, как тугой матрац, сосновую хвою.
Вот и все. Свой выбор он сделал. На этот раз окончательный. Что-то изменить было уже нельзя, и оставалось только одно — принять бой.
«Если бы еще и знать, чем и с кем драться, то совсем хорошо было бы», — подумал Константин и устало закрыл воспаленные глаза.
Сон пришел почти сразу, тягучий и черный, как расплавленная смола. Дверь в неведомое была совсем рядом — рукой можно коснуться. Давление на княжескую спину неумолимо нарастало с каждым мгновением, тяжелое и неумолимое, как надгробная гранитная плита. Сил для сопротивления практически не оставалось. Секунда-другая, и все. Кто-то жадный и невидимый с хрустом вгрызался ему в загривок, вожделенно всасывая в себя всю его энергию.