Багдад некогда был маленьким селением, известным только своими лошадиными ярмарками. В VIII веке, по повелению халифа Абу-Джафара аль-Мансура, могущественного основателя государства Аббасидов, оно всего за четыре года превратилось в столицу. Этот каприз обошелся ему в девять миллионов золотых динаров.

Жители Мадинат Ас-Саяма, то есть Города мира, как величественно нарек его поначалу все тот же аль-Мансур, не отличались особой стойкостью, но за свою жизнь дрались отчаянно. Тем не менее уже на четвертый день осаждающим, действующим одновременно в нескольких местах, удалось разбить Аджамскую башню, выломать ворота Баб Аль-Вастани и прорваться на стены. Бои пошли внутри города — за каждый дом, каждую мечеть, каждый дворец.

Еще через четыре дня над входом в крупнейшее в мире медресе Аль-Мустансырия рухнули диковинные для того времени часы, сделанные багдадским астрономом и изобретателем Нур-ад-дином по прозвищу ас-Саати-часовщик, символически возвестив миру, что древний город пал.

Халиф аль-Мустасим сдался, уповая на милость победителя. Однако священное родство с самим пророком[155] ему не помогло. Правда, хитрец Менгу, вроде бы не отдававший предпочтения ни одной из религий[156], не решился умертвить владыку всех шаманов этой страны, несмотря на брата Хубилая, который, как и каан Гуюк, был христианином несто-рианского толка.

К тому же он был ему благодарен за указание места, в котором хранились огромные сокровища. Сам Менгу ни за что бы не догадался поискать их под огромным гранитным фонтаном, расположенным в центре прямоугольного внутреннего двора дворца Аббасидов. Он отправил халифа в Каракорум вместе с пятой частью добычи, причитающейся Гуюку, тем самым все равно подписав аль-Мустасиму смертный приговор.

А вот астроному Нур-ад-дину повезло. Его, как и еще нескольких ученых из медресе, спас некий арабский купец Ибн-аль-Рашид, смело вставший у входа в медресе. В высоко поднятой руке — чтоб все видели — он держал золотую пайцзу с изображением кречета.

Правда, спасение было не безвозмездным. С разрешения Менгу, равнодушного к наукам, Ибн-аль-Рашид отобрал для своего повелителя половину огромной библиотеки. Он не трогал священных свитков. Но в медресе преподавались не только все четыре толка ислама — маликийский, ханифитский, ханбалийский и шафиитский. В нем обучали и светским наукам — арабскому языку, литературе, риторике, грамматике, логике, алгебре, геометрии, медицине и даже зоологии, так что для переноски книг до речной пристани все равно понадобилось восемь десятков носильщиков.