– Половченя с начала с самого – лежачий, – поправил лейтенант, внимательно слушая.

– Ты прямо как штатский какой рассуждаешь, – заметил ефрейтору Семенов.

– Сынка, я солдатом был, когда ты еще и не родился, – хмуро заметил Брендерберя, или как его там…

– Да я вижу, что ты старый, – поддел ответно пулеметчик.

– И старый тоже. И партизаном был, так что знаю, что говорю. Башка немецкая далеко уползла. А хвост – вот он, тутай. Хватай да тяни. Или башмаком наступай. Опять же – почему они нас уговаривают? А мы и впрямь им можем сильно помочь. Опыта у нас хватает, чтоб делиться. Даже у тебя, молокососа, – ласково уел Семенова ефрейтор.

– Ладно, потом поговорите, – обрезал лейтенант раньше, чем Семенов успел отреагировать. – Вы, старшина, что скажете?

– Считаю, что оставаться надо, – поразил пулеметчика в самое сердце спокойный ответ Лехи. Вот уж совсем не ожидал. Совершенно.

– Обоснования?

– То, что сказал ефрейтор. Вот мы шли себе и шли. Нарвались, извините, на вас. И теперь делаем то, что вы говорите. Нарвемся на старшего чином – опять та же песня будет. Ну и чего бегать зря? Мне понравилось засады делать, так чем на бегу – уж лучше тут. Кроме того, если удастся сколотить достаточно большое э-э-э… партизанское соединение, то вполне можно и о связи вопрос решить. Даже и авиатранспорты получать.

– Аэродром в лесу сделать? – съехидничал Семенов.

– Легко, – спокойно сказал Леха.

Так уверенно, что Семенов опять растерялся – видел он аэродромы, хлопотное это дело. Но откуда потомку это знать – он же летчик только по петличкам! Но ведь уверенно говорит!

– Мнения разделились, – хмыкнул лейтенант. Махнул рукой, все поняли правильно и двинулись обратно.

– Слушай, а ты что говорил, что ты – солдат? Это же не по-нашенски, мы же – красноармейцы, – спросил пулеметчик у ефрейтора.

– Я, хлопец, родился в Австро-Венгрии. И променял убогое батрачество на солдатчину вполне добровольно. Тогда наших набирали в украинский легион сечевых стрельцов, за австрияков воевать[139]. Потом – русский плен. Оттуда удрал – был в Галицкой армии, с поляками махались. Пока в тифу валялся – браты сляпсили у меня и сапожки, и всю амуницию: вышел в обносках, словно неборак последний. Тут как раз попал к атаманше Марусе, от нее подался к Махно, немцев били, «петлюру», деникинцев. А потом красные появились, к ним пошел, так что воевать мне нравится, мое это.

– Эк тебя помотало! Не опасаешься такое открыто рассказывать? – поосторожничал Семенов, взглянув на собеседника.

– Где надо и кто надо – знают, – усмехнулся Бендеберя.