– Да это же зубы… коронки, в смысле, – присвистнул комиссар.

– Точно зубы, факт, – утвердительно заявил ефрейтор.

– Знать бы еще – с мертвых драли или нет, – сказал немного оторопевший политический руководитель.

– Нам-то не один черт? – удивился усатый.

– Ну все-таки… Выкинь ты эту пакость, – брезгливо сказал комиссар.

– Стоп! Выкидывать нельзя. Надо сначала нашим бойцам показать – тут тебе, политрук, и карты в руки. Да и потом выкидывать не стоит. Сможем кохда – передадим в фонд обороны. Хлядишь, на это золото пару минометов сделают, – внушительно сказал пышноусый. – Ты, ефрейтор, спрячь пока.

– Будешь нашим походным несгораемым шкафом, – схохмил Середа.

– А бойцам зачем тогда показывать? – уточнил комиссар.

– Этот дохлый фриц ведь не из товарищей своих зубы драл, как считаешь? А драл он их у наших храждан и хражданок. И называется это – мародерство, и в любой нормальной армии не поощряется. Вот в этом аспекте и растолкуй им, что за храбьармия к нам пришла. Разумеешь?

– Разумею, – кивнул комиссар. Видно было, что ему не по сердцу с выдранными золотыми коронками дело иметь, но приказ он все же исполнит.

– И попутно изложи, что наши разведчицы рассказывают про вал казней и самодурства немецкого.

– Тут особенно рассказывать нечего… – вякнул комиссар.

– Вот тебе раз! Да одна Дьяченко про десяток повешенных рассказала, да расстрелянных полста только в трех деревнях. А еще избиения, порки, изнасилования и храбежи с нахлым воровьством – есть о чем ховорить, – удивился усач.

Комиссар приуныл. Командир вопросительно поднял бровь.

– И шо ты мне тут изображаешь? Я ж тебя знаю – ты умеешь блестяще выступить и даже тусклый материал подать зажихательно. Я про твои эти скаженные казни анхлийские и посейчас отлично помню. Ну напряхись, получиться у тебя усе, уверен!

– Так разное же оно, командир. Одно дело про каких-то сипаев толковать, которые и прогрессивные и восставшие, но все-таки где-то там вообще на другом конце света. А как вот про своих рассказать… У меня – честно! – язык немеет. Мы ж с Батюком дружили, у Сергиенко ты и сам бывал… Понимаешь, ну вот не думал, что скажу, а – не получается лекцию про своих, погибших такой гнусной смертью, читать, – ляпнул неожиданно комиссар, потом испуганно оглядел оторопевших бойцов, ставших неожиданно свидетелями его слабости.

Молчание прервал Середа, сказавший негромко:

– Да все мы понимаем. Сами то же чувствуем. Людей фрицы сейчас мордуют из-за того, что мы не остановили врага. И каждая беда тут, на оккупированной местности, нам в укор. Мы не справились. И страшно, что не только тебя самого могут убить, а и тех, кого ты успел полюбить, кто ближе родственников успел стать. Но рассказывать все равно надо. А что вы такого говорили про английские казни?