Светлый фон

В общем — жить было можно, хотя и непонятно — так ли был полезен этот странный дауншифтинг? Не раз Паша задумывался, что знал бы такое — не раз бы подумал. Перспектива прожить свою жизнь в отдаленном сонном гарнизоне в команде этих немцев… Определенно это не было мечтой всей жизни Паштета. Но со свойственной ему практичностью он старался создать себе максимум комфорта раз уж вляпался в это время. Какое тут время он тоже никак понять не мог, спрашивать у немцев показалось глуповато, а посланный им в деревню Нежило, старательно выполнив все поручения, в том числе и доложил о том, что лета ныне 7079 от создания мира. Как все порядочные люди, Паша знал, что раньше на Руси было старое времяисчисление, но и не более того. Хотя иногда закрадывались и дурацкие мысли — как там в лесу — а что если это как раз будущее? Если так прикинуть, что например после его убытия человек разумный таки доигрался и устроил общий Рагнарек с применением ядерного вооружения — то отчего бы и нет? А Йоханов всегда хватало в России, немудрено, что продолжили традиции.

Впрочем, такие идиотские сомнения посещали голову Паши весьма редко. Отчасти и потому, что работы было много. Маннергейм отдавал в соответствии с договоренностью положенное имущество, но как и положено настоящему старшине (а квартирмейстер и эту обязанность имел) был прижимист и искренне страдал, отдавая кому бы то ни было что-либо из своих закромов.

Как ни странно — но в самом начале Паштет получил по наследству от покойного мушкетера Шредингера белье и одежду. Потом страдающий, словно куски мяса от себя резал, а не вещи выдавал, Маннергейм вручил жуткого вида мушкет и унылого вида тесак. В следующий заход Паша получил коня, седло и сбрую. Все это было потрепано и пошарпано. Конь был смирный, но очень малорослый, просто на удливление. Чуток побольше ослика. Паша даже подумал, что швед — гад, на посмешище выдал какого-то дефектного конька-горбунка, специально сходил помотрел на пасшихся лошадок, принадлежавших роте. Такие же, разве что капитанский коник сантиметров на десять повыше. Спросил у своих пушкарей.

— Тут у всех такая ерунда вместо лошадей. Крысы с копытами — успокоил его тощий, унылый и ехидный канонир Гриммельсбахер. Он был беден, как церковная мышь и единственное богатство его заключалось только в громкой фамилии, все остальное этот кнехт исправно продувал в кости, которые обожал, но без взаимности явно. Фамилию проиграть было невозможно, потому она всегда была при нем, в отличие от всего остального. Когда его нанял Геринг, на бравом пушкаре была только драная дерюга вокруг чресел намотанная. Сейчас Гриммельсбахер немного приоделся, потому как гауптманн категорически ему запретил играть "на интерес" и для игрока настал великий пост. Особенно досадный тем, что как раз при игре впустую, кости явно издевались, ложась то и дело в выигрышных комбинациях. Может кто бы и оскоромился, но гауптманн пообещал три десятка палок и проигравшему и выигравшему в дуэли с пушкарем и все опасались, не те сокровища пока накопил игрок, чтоб они перевесили тридцать палочных ударов по заднице. А то, что Геринг слово держит, особенно когда речь заходит о порке и прочих наказаниях — знали все.